Линия жизни - [26]

Но как добраться до полюса? Опыт плавания в прибрежных морях ясно показал: возможности судов, даже наиболее мощных, ограниченны: многослойный толстый лед Центрального бассейна им явно не по зубам.

О походе на собаках тоже нечего было и думать. Наука к тому времени обзавелась множеством громоздких приборов. Для стационарной станции на арктическом льду требовался большой набор лебедок, вертушек, радиоаппаратуры, термометров, батометров, шаров-пилотов. Собачьим упряжкам не под силу везти такой груз.

Оставалось одно — авиация. После челюскинской эпопеи мысль об использовании самолетов для экспедиции на полюс захватила многих полярников. Шмидт говорил: «В те дни все мы стали маньяками авиации».

Однако возможность посадить на лед большие, тяжело груженные машины все же вызывала сомнения. Конечно, толстый лед у полюса должен выдержать их вес. Но кто знает, есть ли там поля, необходимые для взлета и посадки? Сведения на этот счет были противоречивые.

Амундсен, пролетевший в 1926 году огромное расстояние над Арктикой — вплоть до 88 параллели, — сообщал неутешительные новости: «Мы не видали ни одного годного для спуска места в течение всего нашего долгого пути от Свальбарда до Аляски. Ни одного-единого!.. Наш совет таков: не летайте в глубь… ледяных полей, пока аэропланы не станут настолько совершенными, что можно будет не бояться вынужденного спуска». О запланированной посадке, по его мнению, вообще не могло быть речи.

Между тем американец Роберт Пири, первым достигший полюса на собаках, писал, что в центре Арктики не встретил значительных торосов, а почти все время двигался по ровным ледяным полям.

Шмидт счел свидетельство Пири более надежным. Он рассуждал так. Торосы чаще всего образуются там, где ледяные поля встречают на своем пути препятствия: берег материка, остров, севший на мель айсберг. В центре Арктики суши нет, а глубины велики. Значит, эти причины исключаются. Правда, льдины начинают лезть друг на друга и в том случае, если дрейфуют с разной скоростью под влиянием ветров разных направлений. Но одни ветры не в силах вздыбить торосами огромные площади ледяных полей. В результате торошение здесь, в районе полюса, по мнению Шмидта, «возникает реже и образует лишь отдельные валы, пересекающие пространства в общем ровного льда, создавая некоторую аналогию с шахматной доской, где преобладают поля и лишь небольшое пространство занято линиями границ полей». А значит, место для посадки можно найти.

В начале 1936 года Шмидт представляет в правительство разработанный под его руководствам в Главсевморпути проект воздушной экспедиции на полюс.

Ее цель — создание на льду Центральной Арктики полярной станции, научного стационара, подобного береговым станциям, где будет проведен годичный цикл наблюдений.

В то время ученые дружно сходились во мнении, что вершина планеты постоянно одета шапкой холодного воздуха — антициклоном, с которым связана ясная погода и маловетрие. А потому считалось, что и лед здесь слабоподвижный. Значит, полярная станция за год далеко отойти от своего исходного места не должна. Потому станция и мыслилась как годичный стационар.

В феврале 1936 года проект экспедиции был утвержден. Шмидта назначили ее начальником.

Более года шла подготовка к полету. Наконец 22 марта 1937 года экспедиция — четыре основные машины и два самолета-разведчика вылетела из Москвы. Приходилось спешить, чтобы опередить необычайно раннюю в тот год весну. До Нарьян-Мара добрались благополучно. Но здесь пришлось надолго застрять. Следующий участок пути: Нарьян-Мар — Новая Земля — остров Рудольфа, где была устроена последняя база экспедиции, — самый трудный и каверзный.

Проходил день за днем» а нужной комбинации погодных условий на трассе полета не выпадало. Весна же постепенно докатывалась и до Нарьян-Мара. Самолеты стояли на льду реки Печоры, и этот еще недавно надежный аэродром начал сдавать. Под тяжестью четырех перегруженных самолетов, каждый из которых весил почти двадцать пять тонн, лед прогнулся. У лыж выступила вода. Пилоты ходили хмурые.

Не все участники экспедиции одинаково переносили вынужденное безделье. Кое у кого начали сдавать нервы. Случилось ЧП. Местные власти сообщили Марку Ивановичу Шевелеву, заместителю Шмидта по авиации, что один из его парней устроил в городе драку. Виновника найти было нетрудно. Павел Головин, командир дальнего самолета-разведчика «Р-6», был слишком приметной фигурой — молодой парень, высоченный, красавец. «Центнер мускулов», — говорили про него пилоты. Это был человек довольно распространенного среди летчиков тридцатых годов типа. Первоклассный ас, рисковый, неутомимый, веривший в свою удачу — он не умел и не хотел сидеть, ожидая «у моря погоды». Задержка вылета бесила его, и вот однажды, гуляя по городу, он нашел выход своему раздражению — из-за пустячного спора намял бока подвернувшимся под руку нарьян-марским парням.

Шевелев пришел в ярость. Сообщив Шмидту о происшествии, грозно добавил:

— Так с ним поговорю — котенком станет.

Ответ он услышал столь необычный для Шмидта, что и теперь, через сорок лет, его помнит.