Линия жизни - [2]

Кажется, теперь уже все: дорога окончательно определена. В исследовании Арктики Шмидтом достигнуто то, о чем мечтали на протяжении нескольких столетий наиболее прозорливые умы планеты. Да и ему под пятьдесят — возраст, когда обычно даже самые активные, самые смелые люди развивают прежние достижения, растят учеников, но уж никак не меняют сферы применения своих — пусть даже недюжинных — сил. Это как будто справедливый и мудрый закон жизни.

Но такие законы не для Шмидта. Через пять лет после завоевания полюса — снова крутой поворот судьбы. К удивлению научного мира, он — известный математик, крупный государственный деятель, прославленный полярный исследователь — вдруг выступает с работой по космогонии. Да не просто с работой, а с новой теорией происхождения Солнечной системы, в том числе и нашей родной планеты. А ведь это — краеугольный камень практически всех наук о Земле, да к тому же и важнейшая проблема астрономии. Словом, нервное сплетение, узел, — один из коренных вопросов чуть ли не всего естествознания.

Можно понять иных ученых, первая реакция которых на новую работу Шмидта, чужака в космогонии, была резко отрицательной. Да и в первоначальном варианте гипотезы нетрудно было найти уязвимые места. Задетой цеховой гордости космогонистов было за что зацепиться в его построениях.

Но вот прошли три с лишним десятилетия, а теория Шмидта живет в науке. Снова приведем высказывание специалиста. Доктор физико-математических наук Виктор Сергеевич Софронов, руководитель группы эволюции Земли Института физики Земли АН СССР имени О. Ю. Шмидта, вернувшись в 1972 году с международного симпозиума по космогонии, писал: «Проблема происхождения Солнечной системы относится к числу наиболее фундаментальных в естествознании. В нашей стране интерес к ней резко возрос в конце 40-х — начале 50-х годов, когда О. Ю. Шмидт начал разработку новой теории происхождения Земли и планет, исходя из идеи их образования в результате объединения твердых тел и частиц… Симпозиум был крупнейшим событием в планетной космогонии за последние годы. Он показал, что результаты изучения механизма образования планет достаточно надежны. В этой части проблемы ведущее место принадлежит советским исследованиям (их авторы — ученики и последователи Шмидта, развивающие в своих трудах его идеи. — И. Д.), которые более полно и систематично охватывают различные стороны сложного, многообразного процесса аккумуляции планет».

…Поворот к космогонии был последним крутым виражом в его судьбе. Природой было отпущено ему 65 лет жизни, из которых последние два с половиной года он уже не поднимался с постели. А будь природа более щедрой, кто знает, может, еще не в одну сферу деятельности, не в одну область познания занес бы Шмидта его беспокойный, деятельный ум. Ведь неосуществленной осталась тоже давняя его мечта — заняться языкознанием. А к этому он был весьма основательно подготовлен: в совершенстве владел немецким, английским, французским, итальянским, латынью и древнегреческим…

Таково краткое обозрение curriculum vitae (жизненного пути — так, предпочитая русскому «торжественную латынь», именовали свои биографии наши ученые деды и прадеды, в том числе и сам Шмидт) героя этой повести.

Что и говорить — необычный путь.

Его жизнь вызывала не только восторженные отзывы современников, которых поражала разносторонность Шмидта, но и противоположную реакцию: зачем, мол, он так бездумно разбрасывается своим талантом?

Удачно ответил на этот упрек ученик Шмидта профессор А. Г. Курош: «Иные с сожалением и даже с некоторым осуждением говорили: «Как много мог бы сделать Отто Юльевич для математики, если бы он целиком себя отдал ей!», т. е., хочу я добавить, если б он перестал быть Отто Юльевичем Шмидтом».

Вот ключ к пониманию его жизни! Он всегда старался быть верным себе. Идти туда, куда «влек его свободный ум». Он шел на риск — шел в новую, незнакомую сферу деятельности, бросая старую, где был признан, а то и знаменит, не просто потому, что такими странными зигзагами носили его ветры судьбы. Он стремился раскрыть в себе все способности, какие были ему отпущены природой, хотел служить делу, в которое поверил, каждой гранью своего таланта.

Каждой гранью!

Каникулы в Арктике

У капитана Воронина был в Архангельске собственный дом. Вернее, не дом — целая городская усадьба с разными постройками: одноэтажным деревянным флигелем, крытым тесом, с каретником, ледником, двумя дощатыми сараями. И все это венчал дом — в два этажа, рубленный из цельных толстых бревен, под железной крышей, выкрашенной корабельной шаровой краской.

Подробное описание всех строений усадьбы Воронина сохранилось потому, что однажды над владением капитана нависла беда.

В начале декабря 1929 года из Архангельска в Москву пришло письмо. Написал его Владимир Иванович Воронин. И адресовано оно было Отто Юльевичу Шмидту, в то время занимавшему сразу несколько ответственных постов: член коллегии Наркомпроса, Главный редактор Большой Советской Энциклопедии, член Ученого комитета при Совнаркоме, профессор математики 2-го МГУ.

Однако капитан Воронин знал Шмидта не по этим должностям. Познакомились они летом того же 1929 года, когда Шмидт был назначен руководителем экспедиции на ледокольном пароходе «Георгий Седов» и Правительственным комиссаром Земли Франца-Иосифа.