Лили Марлен. Пьесы для чтения - [76]
Незнакомец (хрипло): Тебе помогает дьявол.
Дон Гуан: Много чести, много чести, сынок… Но если ты так в этом уверен, то почему бы тебе самому тогда не кликнуть себе в помощь легион ангелов?.. В крайнем случае, можешь позвать себе в помощь своего чертова монаха. Разве небеса посмеют вам отказать?.. Давай, сынок. Покажи мне силу твоей веры. Кричи: «Караул! Спасите! Святость в опасности!»… Чего же ты ждешь?.. (Смолкает, настороженно оглядываясь по сторонам).
Короткая пауза.
Ты слышал?.. Кто-то смеется над нами… Интересно, надо мной или над тобой? (Подняв голову, смотрит на статую Командора). Это опять ты?.. И что же здесь смешного?.. Ты смеешься над моей нерешительностью или над этим бедным юношей, который не знает, как ему добиться помощи небес?.. Будь снисходителен, приятель. В конце концов, это удел всех живущих…
Незнакомец (хрипло): Сумасшедший…
Дон Гуан: Прими к сведению, сынок, и он – тоже. (Показывает шпагой на статую Командора).
Незнакомец: Жалкий, безумный старик…
Дон Гуан: Верно, сынок. Но все же не настолько, чтобы держаться обеими руками за это безумие… (Кричит). Эй, Командор!.. Ты ведь не станешь пенять мне на то, что я воспользовался твоими отмычками?.. Разве это грех – подражать чужой доблести?.. Что скажешь, приятель?
Незнакомец: Я тебе отвечу вместо него. (Бросается на Дон Гуана). На! Получи!..
Дон Гуан (с легкостью уходит от ударов): Твой ответ невпопад, сынок. Лучше делай, что тебе велено, и не вмешивайся в разговоры старших.
Незнакомец продолжает яростно размахивать шпагой.
(Отбиваясь). Черт возьми! Да, у тебя повадки мясника… Пойми, со шпагой надо обращаться, как с благородной дамой. А ты обращаешься с ней, как с гулящей девкой… (Отбивая беспорядочные удары, сердито). Да, уймись же, наконец! (Выбивает у нападающего шпагу, которая отлетает в дальний конец площадки. С легким поклоном). Не сочти за труд прогуляться, петушок
Не сводя глаз с Дон Гуана, Незнакомец медленно пятится к упавшей шпаге.
(Обращаясь к Командору). Теперь видишь, как тебе повезло со мной? А повстречай ты такого вот олуха, еще неизвестно, как повернулось бы дело…
Подняв шпагу, Незнакомец медленно приближается к Дон Гуану.
(Негромко). Прощай, приятель… (Салютует статуе шпагой). Или лучше было бы сказать «здравствуй»?.. (Кричит). Какая все же, черт возьми, во всем этом удивительная путаница, просто хоть не открывай рот!.. (Обмениваясь ударами с подбежавшим незнакомцем). Но мы ее распутаем… Мы ее обязательно распутаем, верно, сынок?.. Всего только один удар клинка… (Улучив подходящий момент, бросается на шпагу Незнакомца).
Какое-то время Дон Гуан и Незнакомец стоят, застыв в одной позе, затем Дон Гуан, уронив шпагу, делает несколько шагов назад и упирается спиной в могильную ограду. Короткая пауза.
(Хрипло). Ну, что, петушок?.. Небеса ликуют? (Медленно сползает на землю).
Из-за деревьев с криком выбегает Лепорелло. С разбега налетев на Незнакомца, он сбивает его с ног и, что есть сил, молотит упавшего зонтом.
Лепорелло: Вот тебе!.. Вот тебе!.. Вот тебе!..
Дон Гуан (слабым голосом): Оставь, его… Лепорелло…
Лепорелло (в ярости): Ну, уж нет!
Дон Гуан: Ну, пожалей хоть зонт…
Лепорелло: Что? (В изумлении останавливается).
Воспользовавшись замешательством Лепорелло, Незнакомец убегает, оставив на песке свою шпагу. Лепорелло бросается было за ним, но сразу же возвращается к лежащему Дон Гуану.
(Опускаясь рядом с Дон Гуаном на колени). Ах, Боже правый!.. Что же это вы себе позволяете, ваша милость? Кидаться на чужие шпаги! Ей-Богу, это что-то новенькое! Хотите, чтобы мы осиротели?.. Вы ведь не кузнечик, чтобы скакать невесть куда… (Пытаясь расстегнуть камзол Дон Гуана) Дайте-ка я посмотрю вашу рану.
Дон Гуан (отталкивая руки Лепорелло): Оставь. Не надо.
Лепорелло: Да как же так, не надо. Там, может быть, царапина, пустяк, а вы – не надо.
Дон Гуан: Оставь. Пусть все идет своим порядком.
Лепорелло: Своим порядком, это значит в тартарары… Ах, Боже мой! Что же я теперь скажу Сганареллю? Да он меня просто живьем съест…
Дон Гуан (тихо, с трудом): Скажешь ему, чтобы он клал в капустные котлеты поменьше капусты… (Неожиданно стонет).
Лепорелло: Да, дайте же взглянуть!..
Появляется Сторож.
Сторож: Что это тут за шум? (Увидев лежащего Дон Гуана). Святые угодники! (Подходит ближе). Ах, беда-то какая!.. Кто же это осмелился, ваша милость?
Лепорелло: Потом, потом!.. Что нам теперь делать?
Сторож: Что делать?.. Господи, помилуй… Я побегу запрягать лошадь, а вы, вот что, – поднимайте их милость и несите их прямо к воротам. (Подбирая с земли шпаги). Ох, ты, Господи… Недаром мне сегодня всю ночь снились крысы… (Торопливо уходит).
Лепорелло (вдогонкусторожу): Да поскорее, ради всех святых! (Дон Гуану). Давайте-ка, я вас возьму.
Дон Гуан (пытаясь подняться): Оставь. Я сам.
Лепорелло (ворчливо): Сами-то вы только и умеете, что прыгать на чужие шпаги. Хорошо еще, что прыгнули на шпагу, а не на мушкет… Берите-ка меня за шею и не упрямьтесь. (Легко подняв Дон Гуана). Эх, хозяин… В следующий-то раз, когда вам придет охота попрыгать, зовите меня или, на худой конец, Сганарелля. Уж мы за вас прыгнем хоть в пекло, хоть куда… (
Кажущаяся ненужность приведенных ниже комментариев – не обманывает. Взятые из неопубликованного романа "Мозес", они, конечно, ничего не комментируют и не проясняют. И, тем не менее, эти комментарии имеют, кажется, одно неоспоримое достоинство. Не занимаясь филологическим, историческим и прочими анализами, они указывают на пространство, лежащее за пространством приведенных здесь текстов, – позволяют расслышать мелодию, которая дает себя знать уже после того, как закрылся занавес и зрители разошлись по домам.
"Пьесы Константина Поповского – явление весьма своеобразное. Мир, населенный библейскими, мифологическими, переосмысленными литературными персонажами, окруженными вымышленными автором фигурами, существует по законам сна – всё знакомо и в то же время – неузнаваемо… Парадоксальное развитие действия и мысли заставляют читателя напряженно вдумываться в смысл происходящего, и автор, как Вергилий, ведет его по этому загадочному миру."Яков Гордин.
Роман «Мозес» рассказывает об одном дне немецкой психоневрологической клиники в Иерусалиме. В реальном времени роман занимает всего один день – от последнего утреннего сна главного героя до вечернего празднования торжественного 25-летия этой клиники, сопряженного с веселыми и не слишком событиями и происшествиями. При этом форма романа, которую автор определяет как сны, позволяет ему довольно свободно обращаться с материалом, перенося читателя то в прошлое, то в будущее, населяя пространство романа всем известными персонажами – например, Моисеем, императором Николаем или юным и вечно голодным Адольфом, которого дедушка одного из героев встретил в Вене в 1912 году.
Патерик – не совсем обычный жанр, который является частью великой христианской литературы. Это небольшие истории, повествующие о житии и духовных подвигах монахов. И они всегда серьезны. Такова традиция. Но есть и другая – это традиция смеха и веселья. Она не критикует, но пытается понять, не оскорбляет, но радует и веселит. Но главное – не это. Эта книга о том, что человек часто принимает за истину то, что истиной не является. И ещё она напоминает нам о том, что истина приходит к тебе в первозданной тишине, которая все еще помнит, как Всемогущий благословил день шестой.
Автор не причисляет себя ни к какой религии, поэтому он легко дает своим героям право голоса, чем они, без зазрения совести и пользуются, оставаясь, при этом, по-прежнему католиками, иудеями или православными, но в глубине души всегда готовыми оставить конфессиональные различия ради Истины. "Фантастическое впечатление от Гамлета Константина Поповского, когда ждешь, как это обернется пародией или фарсом, потому что не может же современный русский пятистопник продлить и выдержать английский времен Елизаветы, времен "Глобуса", авторства Шекспира, но не происходит ни фарса, ни пародии, происходит непредвиденное, потому что русская речь, раздвоившись как язык мудрой змеи, касаясь того и этого берегов, не только никуда не проваливается, но, держась лишь на собственном порыве, образует ещё одну самостоятельную трагедию на тему принца-виттенбергского студента, быть или не быть и флейты-позвоночника, растворяясь в изменяющем сознании читателя до трепетного восторга в финале…" Андрей Тавров.
"По согласному мнению и новых и древних теологов Бога нельзя принудить. Например, Его нельзя принудить услышать наши жалобы и мольбы, тем более, ответить на них…Но разве сущность населяющих Аид, Шеол или Кум теней не суть только плач, только жалоба, только похожая на порыв осеннего ветра мольба? Чем же еще заняты они, эти тени, как ни тем, чтобы принудить Бога услышать их и им ответить? Конечно, они не хуже нас знают, что Бога принудить нельзя. Но не вся ли Вечность у них в запасе?"Константин Поповский "Фрагменты и мелодии".
Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.
Популярный глянцевый журнал, о работе в котором мечтают многие американские журналисты. Ну а у сотрудников этого престижного издания профессиональная жизнь складывается нелегко: интриги, дрязги, обиды, рухнувшие надежды… Главный герой романа Захарий Пост, стараясь заполучить выгодное место, доходит до того, что замышляет убийство, а затем доводит до самоубийства своего лучшего друга.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.
Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.