Лили Марлен. Пьесы для чтения - [51]
Тень: Только то, что я сказала… Их нет. Они просто не существуют.
Дон Гуан (сбит с толку): Действительно, что может быть проще… Надеюсь, это не стало для них слишком большой неожиданностью?
Тень: Можете быть уверенны, что они даже не подозревают об этом.
Дон Гуан (с сомнением): Ах, ну тогда, конечно, совсем другое дело. (После небольшой паузы, тревожно). И все-таки, согласитесь, что все это немного странно. Мне кажется, что что-то происходит совсем не так, как следовало бы, но как – этого я понять не могу. Знаете, так бывает, когда просыпаешься и не сразу можешь сообразить, где ты, или тогда, когда ты вспоминаешь о чем-то и не можешь понять – было ли это с тобой на самом деле или только пригрезилось… Так вы сказали – «нигде»?
Тень (немного насмешливо): Если вам будет легче, считайте, что они вам просто приснились. (Идет по сцене). Конечно, этот сон трудно назвать чересчур удачным. Но ведь благородный дон не станет расстраиваться из-за таких пустяков? (Повернувшись, медленно идет в сторону Дон Гуана, тихо). В конце концов, мы отвечаем за свои сны ничуть не больше, чем за свое прошлое, – не так ли, благородный дон?
Короткая пауза. Тень останавливается рядом с Дон Гуаном.
Дон Гуан (глухо): У меня такое чувство, что вы просто подслушали мои мысли.
Тень: Хорошую мысль не грех и подслушать. (Весело). Ах, только, ради Бога, прошу вас, не забудьте повторить ее господину бургомистру, когда он пригласит вас завтра к себе.
Короткая пауза.
Дон Гуан (не отрывая взгляда от собеседницы, негромко и без выражения): Вы можете быть совершенно уверены, донна, что господин бургомистр не пригласит меня ни завтра, ни сегодня. Никогда. Это так же верно, как то, что меня зовут Дон Гуан.
Тень: Ах, я ведь совсем забыла!.. Вы, верно, думаете, что он не захочет вас видеть, потому что все еще сердится на вас?.. (Задумчиво). Кажется, я даже припоминаю, в чем тут дело… (Негромко). Много лет назад благородный дон соблазнил его жену…
Дон Гуан (резко): Неправда!
Тень (удивленно): О… Так это она вас соблазнила?
Дон Гуан: Нет, сударыня. Судьбе было угодно, чтобы она соблазнила моего слугу, приняв его за меня.
Тень (насмешливо): Бедняжка! Должно быть, она очень плохо видела.
Дон Гуан: Все дело в том, донна, что мой слуга был одет в мою одежду. Она обозналась.
Тень (едва сдерживая смех): Что за печальная история!.. Так это был ваш слуга? (Смеется). Как бы я хотела посмотреть на ее лицо, когда она обнаружила рядом с собой не вас!.. Сознайтесь, ведь это вы велели вашему слуге надеть ваши шляпу и плащ?.. (Смеется). Ах, ну, конечно же, вы, дон!
Дон Гуан (печально): Не смею вас обманывать, сударыня. Я.
Тень: Но зачем?
Дон Гуан: Только затем, чтобы не оказаться на его месте.
Тень: Неужели она была так настойчива?
Дон Гуан: Гораздо настойчивее, чем Катон со всем своим Карфагеном.
Тень: Мне начинает казаться, благородный дон, что с вами надо держать ухо востро. Я почти уверена, что там была замешана какая-нибудь женщина. Вы ничего не хотите мне рассказать об этом?
Дон Гуан (мрачно): Поверьте мне, сударыня – все это уже давно осталось в прошлом. (Смолкает).
Тень молча смотрит на Дон Гуана. Пауза.
(Сокрушенно). Ну, вот. Теперь вы молчите так, словно я в чем-то провинился перед вами.
Тень: Я ждала, когда вы, наконец, скажите, что все это погребено на дне вашего сердца… Мне почему-то показалось, что вы собирались сказать именно это.
Дон Гуан (глухо): Пожалуй, что-нибудь вроде этого.
Тень: И, конечно, оно спрятано так глубоко, что уже никогда не выйдет наружу?
Дон Гуан (твердо): Никогда, сударыня.
Тень (с чуть заметным удивлением): И даже не попадет на страницы вашей книги?
Дон Гуан: Ни в коем случае.
Тень: Совсем ничего? Ни улыбки, ни голоса, ни цвета глаз, ни запаха волос, ни взгляда, ни поворота головы, ни пожатия руки – ничего? (Серьезно). Какой вы смешной, господин Гуан.
Дон Гуан: Возможно, вы хотели сказать «старый», сударыня. Что может быть смешнее старости?
Тень (неожиданно и звонко смеется, сквозь смех): Ох, благородный дон!.. Ну, до чего же вы все-таки смешной!
Дон Гуан (про себя, не отрывая взгляд от гостьи): Этот смех… (Тревожно). Скажите, кто вы?
Тень (приседая, скромно): Всего только тень, благородный дон. Тень и ничего больше.
Дон Гуан: Тень? (С невеселой усмешкой). Это метафора, я полагаю… Наверное, вы хотите сказать, что мы живем в царстве теней или что наша жизнь скорее похожа на сон, чем на жизнь а, может быть… (Оборвав себя). Впрочем, я сам не знаю, что вы имели в виду. (Негромко). Но мне начинает казаться, что я начинаю узнавать вас.
Тень медленно идет по сцене.
(Поспешно). Во всяком случае, у меня такое чувство, как будто мы уже когда-то встречались.
Тень (останавливаясь, немного насмешливо): Неужели, к вам возвращается еще и память?
Дон Гуан: Ах, сударыня! Как раз с памятью у меня все в порядке. (Нерешительно). Вот если бы вы захотели снять вашу маску… Я уверен, что когда-то прежде уже видел вас… Снимите маску, донна.
Тень (почти холодно): Вы, наверное, сами догадываетесь, что это невозможно.
Дон Гуан (волнуясь): Ах, ну, что такое невозможно?.. В конце концов, ведь это всего-навсего только слово, только пустой звук. Для чего еще нужны маски, как не за тем, чтобы их можно было, наконец, снять?
Кажущаяся ненужность приведенных ниже комментариев – не обманывает. Взятые из неопубликованного романа "Мозес", они, конечно, ничего не комментируют и не проясняют. И, тем не менее, эти комментарии имеют, кажется, одно неоспоримое достоинство. Не занимаясь филологическим, историческим и прочими анализами, они указывают на пространство, лежащее за пространством приведенных здесь текстов, – позволяют расслышать мелодию, которая дает себя знать уже после того, как закрылся занавес и зрители разошлись по домам.
"Пьесы Константина Поповского – явление весьма своеобразное. Мир, населенный библейскими, мифологическими, переосмысленными литературными персонажами, окруженными вымышленными автором фигурами, существует по законам сна – всё знакомо и в то же время – неузнаваемо… Парадоксальное развитие действия и мысли заставляют читателя напряженно вдумываться в смысл происходящего, и автор, как Вергилий, ведет его по этому загадочному миру."Яков Гордин.
Роман «Мозес» рассказывает об одном дне немецкой психоневрологической клиники в Иерусалиме. В реальном времени роман занимает всего один день – от последнего утреннего сна главного героя до вечернего празднования торжественного 25-летия этой клиники, сопряженного с веселыми и не слишком событиями и происшествиями. При этом форма романа, которую автор определяет как сны, позволяет ему довольно свободно обращаться с материалом, перенося читателя то в прошлое, то в будущее, населяя пространство романа всем известными персонажами – например, Моисеем, императором Николаем или юным и вечно голодным Адольфом, которого дедушка одного из героев встретил в Вене в 1912 году.
Патерик – не совсем обычный жанр, который является частью великой христианской литературы. Это небольшие истории, повествующие о житии и духовных подвигах монахов. И они всегда серьезны. Такова традиция. Но есть и другая – это традиция смеха и веселья. Она не критикует, но пытается понять, не оскорбляет, но радует и веселит. Но главное – не это. Эта книга о том, что человек часто принимает за истину то, что истиной не является. И ещё она напоминает нам о том, что истина приходит к тебе в первозданной тишине, которая все еще помнит, как Всемогущий благословил день шестой.
Автор не причисляет себя ни к какой религии, поэтому он легко дает своим героям право голоса, чем они, без зазрения совести и пользуются, оставаясь, при этом, по-прежнему католиками, иудеями или православными, но в глубине души всегда готовыми оставить конфессиональные различия ради Истины. "Фантастическое впечатление от Гамлета Константина Поповского, когда ждешь, как это обернется пародией или фарсом, потому что не может же современный русский пятистопник продлить и выдержать английский времен Елизаветы, времен "Глобуса", авторства Шекспира, но не происходит ни фарса, ни пародии, происходит непредвиденное, потому что русская речь, раздвоившись как язык мудрой змеи, касаясь того и этого берегов, не только никуда не проваливается, но, держась лишь на собственном порыве, образует ещё одну самостоятельную трагедию на тему принца-виттенбергского студента, быть или не быть и флейты-позвоночника, растворяясь в изменяющем сознании читателя до трепетного восторга в финале…" Андрей Тавров.
"По согласному мнению и новых и древних теологов Бога нельзя принудить. Например, Его нельзя принудить услышать наши жалобы и мольбы, тем более, ответить на них…Но разве сущность населяющих Аид, Шеол или Кум теней не суть только плач, только жалоба, только похожая на порыв осеннего ветра мольба? Чем же еще заняты они, эти тени, как ни тем, чтобы принудить Бога услышать их и им ответить? Конечно, они не хуже нас знают, что Бога принудить нельзя. Но не вся ли Вечность у них в запасе?"Константин Поповский "Фрагменты и мелодии".
Впервые на русском — зрелый роман автора прославленной «Дороги перемен» — книги, которая вошла в шорт-лист Национальной книжной премии США и послужила основой недавно прогремевшего фильма Сэма Мендеса с Леонардо Ди Каприо и Кейт Уинслет в главных ролях (впервые вместе после «Титаника»!). Кейт Аткинсон называла Йейтса «реалистом высшей пробы, наследником Хемингуэя», а Sunday Telegraph — «одним из величайших американских писателей двадцатого века». Итак, познакомьтесь с Джоном Уайлдером. Казалось бы, ему не на что жаловаться: успешная карьера в рекламном бизнесе, любящая жена, растущий сын, квартира на Манхэттене, даже загородный дом; каждый вечер — деловой ужин с партнерами, каждый уик-энд — коктейль с друзьями.
В книгу вошли рассказы, посвященные участию болгарской Народной армии в боевых действиях против гитлеровских войск на заключительном этапе второй мировой войны, партизанскому движению в Болгарии, а также жизни и учебе ее воинов в послевоенный период. Автор рисует мужественные образы офицеров и солдат болгарской Народной армии, плечом к плечу с воинами Советской Армии сражавшихся против ненавистного врага. В рассказах показана руководящая и направляющая роль Болгарской коммунистической партии в строительстве народной армии. Книга предназначена для массового читателя.
Новая книга В. Фартышева состоит из повестей и рассказов. В повести «История одной ревизии» поднимаются крупные и острые проблемы в современной экономике и управлении, исследуются идейные и нравственные позиции молодых ревизоров, их борьба с негативными явлениями в обществе. Повесть «Белоомут» и рассказы посвящены экологическим и морально-нравственным проблемам.
«Любовь рождается зимой» – сборник удивительно красивых импрессионистских историй, которые в деликатной, но откровенной манере рассказывают о переживаниях, что коснулись однажды и самого автора. Герои этой книги – фланеры больших городов. Пережив в прошлом утрату, они балансируют на грани меж меланхолией и мечтой, а их любовь – это каждый раз причуда, почти невроз. Каждому из них предстоит встреча с незнакомцем, благодаря которой они пересмотрят свою жизнь и зададут себе важной вопрос. Каким бы стал этот мир – без них?
На шоссе по пути из Лос-Анжелеса в Сан-Франциско размещался городок. Да и не городок, а так, сорок лавочек. Но решением комиссара шоссейных дорог строится новое шоссе. И всего-то в трехстах ярдах в стороне. Но для города это смерть.
Впервые в Российской фантастике РПГ вселенского масштаба! Технически и кибернетически круто продвинутый Сатана, искусно выдающий себя за всемогущего Творца мирозданий хитер и коварен! Дьявол, перебросил интеллект и сознание инженера-полковника СС Вольфа Шульца в тело Гитлера на Новогоднюю дату - 1 января 1945 года. Коварно поручив ему, используя знания грядущего и сверхчеловеческие способности совершить величайшее зло - выиграть за фашистов вторую мировую войну. Если у попаданца шансы в безнадежном на первый взгляд деле? Не станет ли Вольф Шульц тривиальной гамбитной пешкой?