Лили Марлен. Пьесы для чтения - [26]
Длится пауза.
Отец (неуверенно): Сынок…
Орфей молчит. Пауза.
(Откашлявшись). Сынок…
Орфей (продолжая смотреть на Эвридику, издалека): Да.
Отец: Не мог бы ты уделить мне несколько минут, сынок?
Орфей (по-прежнему не глядя на Отца): Конечно, папа.
Отец: Я бы хотел, чтобы ты посмотрел мою коляску. В последнее время мне что-то перестало нравиться правое колесо.
Орфей: Хорошо папа.
Отец: Вдруг ни с того ни с сего начинает стучать, скрипеть, греметь, как живое. По правде сказать, меня это нервирует.
Короткая пауза.
(Неуверенно). Но если ты сейчас не можешь…
Орфей (продолжая смотреть на Эвридику): Я ведь сказал, хорошо.
Отец: Наверное, стерлись подшипники. Или набилась грязь. Кто его знает.
Орфей (издалека): Никто.
Отец: Вот и я говорю… Раньше можно было купить вещь задешево и не жалеть об этом всю жизнь. А теперь покупаешь втридорога, а на следующий день бежишь с ней в мастерскую… Знаешь, во сколько мне обошлась эта коляска?
Орфей молчит. Короткая пауза.
Ты себе, сынок даже и представить этого не можешь.
Орфей (издалека): Да… Нет… (Глядя, наконец, на Отца). Пойдем… (Отпуская Эвридику). Есть какие-нибудь инструменты?
Отец (доволен): А как же. Целая гора. (Подъехав к самому краю, Эвридике, которая по-прежнему смотрит на Орфея). Будьте здоровы, милая Эвридика.
Эвридика: Будьте здоровы, господин лауреат.
Отец: Ну, зачем же так официально. Мы ведь теперь одна семья. Зовите меня папой, мне это будет очень приятно.
Эвридика (глядя на Орфея, поднимающегося по лестнице): Хорошо, папа.
Отец: Вот и чудесно… Просто замечательно. (Орфею). Пойдем, сынок. (Исчезает вместе с Орфеем).
Оставшись одна, Эвридика какое-то время стоит в центре сцены, потом медленно идет к правой лестнице и садится на нижнюю ступеньку. Какое-то время она сидит молча, затем, поднеся к губам гармошку, извлекает из нее несколько звуков, в которых с трудом можно различить мелодию «Лили Марлен». Положив гармошку на ступеньки, замирает, опустив голову на колени. Долгая пауза, в завершении которой на балконе возникает фигура одной из Эриний. Она смотрит на сидящую Эвридику, затем – стараясь не шуметь – легко подходит к двери Фрау Дитрихи негромко стучит в нее. Не дождавшись ответа, заглядывает в дверь.
Эриния (вполголоса): Мадам… Мадам… Ваш выход, мадам.
Фрау Дитрих (появляясь в дверях): Иду, иду… (Оглядываясь по сторонам). Где она?
Эриния молча показывает ей на сидящую внизу Эвридику.
(Подходя к перилам балкона, некоторое время смотрит на Эвридику, бормочет): Смотри-ка, как выросла. Совсем стала большая… Летит время-то, летит, летит…
Эвридика, оглянувшись, смотрит на Фрау Дитрих. Короткая пауза.
А какая красавица-то. Ну, просто загляденье… Так бы вот и смотрела, не отрываясь… Ну, как? Узнала меня, доченька?
Эвридика (поднимаясь со ступенек): Это ты?.. Нет, это правда ты? Моя кормилица?.. Вот уж не думала, что встречу тебя здесь.
Фрау Дитрих: Ах, ты моя ненаглядная! Да, где же мне еще и быть сегодня, доченька, как не рядом с тобой?.. (Спустившись на несколько ступенек и остановившись). Ты ведь не станешь от меня убегать, не станешь прятаться или кричать? Мы ведь с тобою всегда так славно ладили. Еще тогда, когда ты лежала в своей маленькой деревянной колыбельке. Помнишь, как она скрипела, когда я качала тебя?
Эвридика (тревожно): Что это стало с твоим голосом, кормилица?
Фрау Дитрих: Ну, до чего же весело она скрипела!.. А ведь это было совсем недавно, кажется, что еще вчера. Я качала ее ногой, а ты засыпала под ее скрип под своим теплым одеяльцем.
Эвридика (вдруг догадавшись): Нет! (С негромким стоном опускается на ступеньки, закрыв лицо руками).
Короткая пауза.
Фрау Дитрих (спустившись еще на несколько ступенек, тихо): Да, дочка, да. Время пришло… Пора.
Эвридика (поднимая голову): Так значит это ты? Моя смерть?.. Нет, это правда ты? Да?
Фрау Дитрих: Да, доченька… Но ведь ты же не станешь сердиться на меня за это?.. Подумай, мне ведь тоже надо как-то зарабатывать себе на жизнь. Вот и приходится соглашаться на такую работу, которую больше никто не берет.
Эвридика (кричит): Нет, нет, нет! Неправда!.. Скажи, что ты шутишь, кормилица!
Фрау Дитрих молчит. Короткая пауза.
(Тихо). Ты ведь не станешь обижать свою маленькую Эвридику?
Фрау Дитрих (посмеиваясь): Свою маленькую Эвридику… Ты, и правда, была такая маленькая, что все называли тебя «орешек». А если случалось, что тебя не могли долго найти, то кто-нибудь обязательно спрашивал: «и куда это закатился наш маленький орешек?»… Вот ведь как было.
Эвридика: Но почему именно сегодня? Почему не завтра? Не через неделю? Не через год?.. Господи, кормилица!..
Фрау Дитрих: А вот этого я уж не знаю, доченька. Разве меня спрашивают? Сказано сегодня, так значит, так тому и быть.
Эвридика: Нет, нет, послушай меня, погоди… (Торопливо). Хочешь, я отдам тебе все свои бусы? Янтарные, гранатовые, бирюзовые? Бусы из малахита и яшмы, из сердолика и сапфира, из слоновой кости и жемчуга?
Фрау Дитрих, держась за перила, опускает ногу на следующую ступеньку. Видно, что это дается ей с большим трудом.
Все свои золотые кольца и подвески.
Фрау Дитрих осторожно и медленно спускается по лестнице, держась за перила.
Кажущаяся ненужность приведенных ниже комментариев – не обманывает. Взятые из неопубликованного романа "Мозес", они, конечно, ничего не комментируют и не проясняют. И, тем не менее, эти комментарии имеют, кажется, одно неоспоримое достоинство. Не занимаясь филологическим, историческим и прочими анализами, они указывают на пространство, лежащее за пространством приведенных здесь текстов, – позволяют расслышать мелодию, которая дает себя знать уже после того, как закрылся занавес и зрители разошлись по домам.
"Пьесы Константина Поповского – явление весьма своеобразное. Мир, населенный библейскими, мифологическими, переосмысленными литературными персонажами, окруженными вымышленными автором фигурами, существует по законам сна – всё знакомо и в то же время – неузнаваемо… Парадоксальное развитие действия и мысли заставляют читателя напряженно вдумываться в смысл происходящего, и автор, как Вергилий, ведет его по этому загадочному миру."Яков Гордин.
Роман «Мозес» рассказывает об одном дне немецкой психоневрологической клиники в Иерусалиме. В реальном времени роман занимает всего один день – от последнего утреннего сна главного героя до вечернего празднования торжественного 25-летия этой клиники, сопряженного с веселыми и не слишком событиями и происшествиями. При этом форма романа, которую автор определяет как сны, позволяет ему довольно свободно обращаться с материалом, перенося читателя то в прошлое, то в будущее, населяя пространство романа всем известными персонажами – например, Моисеем, императором Николаем или юным и вечно голодным Адольфом, которого дедушка одного из героев встретил в Вене в 1912 году.
Патерик – не совсем обычный жанр, который является частью великой христианской литературы. Это небольшие истории, повествующие о житии и духовных подвигах монахов. И они всегда серьезны. Такова традиция. Но есть и другая – это традиция смеха и веселья. Она не критикует, но пытается понять, не оскорбляет, но радует и веселит. Но главное – не это. Эта книга о том, что человек часто принимает за истину то, что истиной не является. И ещё она напоминает нам о том, что истина приходит к тебе в первозданной тишине, которая все еще помнит, как Всемогущий благословил день шестой.
Автор не причисляет себя ни к какой религии, поэтому он легко дает своим героям право голоса, чем они, без зазрения совести и пользуются, оставаясь, при этом, по-прежнему католиками, иудеями или православными, но в глубине души всегда готовыми оставить конфессиональные различия ради Истины. "Фантастическое впечатление от Гамлета Константина Поповского, когда ждешь, как это обернется пародией или фарсом, потому что не может же современный русский пятистопник продлить и выдержать английский времен Елизаветы, времен "Глобуса", авторства Шекспира, но не происходит ни фарса, ни пародии, происходит непредвиденное, потому что русская речь, раздвоившись как язык мудрой змеи, касаясь того и этого берегов, не только никуда не проваливается, но, держась лишь на собственном порыве, образует ещё одну самостоятельную трагедию на тему принца-виттенбергского студента, быть или не быть и флейты-позвоночника, растворяясь в изменяющем сознании читателя до трепетного восторга в финале…" Андрей Тавров.
"По согласному мнению и новых и древних теологов Бога нельзя принудить. Например, Его нельзя принудить услышать наши жалобы и мольбы, тем более, ответить на них…Но разве сущность населяющих Аид, Шеол или Кум теней не суть только плач, только жалоба, только похожая на порыв осеннего ветра мольба? Чем же еще заняты они, эти тени, как ни тем, чтобы принудить Бога услышать их и им ответить? Конечно, они не хуже нас знают, что Бога принудить нельзя. Но не вся ли Вечность у них в запасе?"Константин Поповский "Фрагменты и мелодии".
В своём произведении автор исследует экономические, политические, религиозные и философские предпосылки, предшествующие Чернобыльской катастрофе и описывает самые суровые дни ликвидации её последствий. Автор утверждает, что именно взрыв на Чернобыльской АЭС потряс до основания некогда могучую империю и тем привёл к её разрушению. В романе описывается психология простых людей, которые ценою своих жизней отстояли жизнь на нашей планете. В своих исследованиях автору удалось заглянуть за границы жизни и разума, и он с присущим ему чувством юмора пишет о действительно ужаснейших вещах.
В своей чердачной студии в Пензансе умирает больная маниакальной депрессией художница Рэйчел Келли. После смерти, вместе с ее гениальными картинами, остается ее темное прошлое, которое хранит секреты, на разгадку которых потребуются месяцы. Вся семья собирается вместе и каждый ищет ответы, размышляют о жизни, сформированной загадочной Рэйчел — как творца, жены и матери — и о неоднозначном наследии, которое она оставляет им, о таланте, мучениях и любви. Каждая глава начинается с заметок из воображаемой посмертной выставки работ Рэйчел.
Эльф по имени Блик живёт весёлой, беззаботной жизнью, как и все обитатели "Огненного Лабиринта". В городе газовых светильников и фабричных труб немало огней, и каждое пламя - это окно между реальностями, через которое так удобно подглядывать за жизнью людей. Но развлечениям приходит конец, едва Блик узнаёт об опасности, грозящей его другу Элвину, юному курьеру со Свечной Фабрики. Беззащитному сироте уготована роль жертвы в безумных планах его собственного начальства. Злодеи ведут хитрую игру, но им невдомёк, что это игра с огнём!
Шестой ангел приходит к тем, кто нуждается в поддержке. И не просто учит, а иногда и заставляет их жить правильно. Чтобы они стали счастливыми. С виду он обычный человек, со своими недостатками и привычками. Но это только внешний вид…
Рассказ из сборника «Русские женщины: 47 рассказов о женщинах» / сост. П. Крусанов, А. Етоев (2014)
Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.