Лили Марлен. Пьесы для чтения - [24]
: Не слышу.
Эвридика: Это потому, что ты заткнул себе уши и ничего не хочешь слышать. (Прыгает). Вот… Вот… Вот… (Прыгает).
На балконе, возле левой лестницы, появляются Рейхсканцлер и Профессор.
Рейхсканцлер: Нет, вы только посмотрите на нашу девочку… Ну, что за прелесть – просто пчелка! (Спускаясь). Прыгает, как ни в чем не бывало… Нет, просто пчелка, просто пчелка. (Остановившись на лестнице, Эвридике, громко). Браво, фрау новобрачная, браво, браво. (Негромко аплодирует).
Остановившись, Эвридика оборачивается.
Вы так легко прыгаете, что можно подумать, что это прыгает какая-нибудь птичка… (Спускаясь вниз). Нет, нет. Не благодарите меня. Потому что я говорю вам это от чистого сердца. (Останавливается на последней ступеньке). Когда мужчина видит чистую женскую красоту, он сам становится и лучше, и чище. Это мы все должны благодарить вас, милая фрау Эвридика, за то, что вы согласились стать украшением нашего скучного мужского общества.
Эвридика: Но я совсем не собиралась вас благодарить, господин рейхсканцлер.
Рейхсканцлер: Нет? (Профессору). Вы слышали?.. Какая прелесть!…Оказывается, она даже не собирается меня благодарить… Какой же у вас, все-таки, острый язычок, фрау… э-э… Эвридика… (Смеется).
Эвридика (подходя ближе к лестнице, на которой стоит Рейхсканцлер и Профессор). Кажется, я вспомнила, что хотела вас спросить, господин Рейхсканцлер.
Профессор (предостерегающе): Эвридика…
Эвридика: Ах, ничего такого, господин профессор, не волнуйтесь… Во всяком случае, это не имеет к вашей пьесе никакого отношения… Я только хотела спросить господина Рейхсканцлера, правда ли, что существуют такие места, такие скрытые от чужих глаз места, где евреев убивают, а потом сжигают в специальных печах?.. Знаете, такие большие кирпичные печи с железными воротами и высокими кирпичными трубами?.. Мне рассказывали, что вокруг там всегда растет прекрасная картошка, морковь и свекла, а особенно, клубника, такая большая, что она всегда получала первые премии на сельскохозяйственных выставках, и все из-за этого пепла, который остается после.
К перилам балкона подходит Вергилий.
Однажды, все это даже приснилось мне. Такой длинный, серый сон, похожий на бесконечный больничный коридор. Там была колючая проволока, собаки, и очень много детей. Они вели себя так тихо, что можно было подумать, что они знают, что смерть находится от них на расстоянии вытянутой руки…
Шум на балконе стихает. Смолкают голоса.
Господи, сколько там было детей, господин рейхсканцлер!
Рейхсканцлер (Профессору): Вы слышали? Просто какой-то, я извиняюсь, доктор Юнг, в самом деле. (Эвридике). Как, вы сказали, деточка? Евреев? (Профессору). Случайно, вы не знаете кто это такие? Какие-то, прошу прощенья, евреи.
Профессор молча пожимает плечами.
(Эвридике). Вы случайно не ошиблись? (Кричит, обращаясь ко всем). Кто-нибудь знает здесь что-нибудь про евреев, господа?
Короткая пауза. На балконе царит единодушное молчание.
Господин Вергилий, может быть вы?
Вергилий: Они написали Библию, господин Рейхсканцлер.
На балконе слышится приглушенный смех.
Рейхсканцлер: Скажите, пожалуйста… И откуда только у вас такие глубокие познания, господин Вергилий?
Вергилий молча пожимает плечами. Подойдя к перилам балкона, Правила и Эриниинегромко посмеиваются.
(Повернувшись к Профессору). Вы слышали?.. Так вот кто, значит, написал эту смешную и местами, прямо скажем, неприличную книгу?.. (Выходя на середину сцены и повернувшись лицом к балкону, укоризненно). Ай-яй-яй… Послушайте, господа, я, конечно, читал это собрание вредных сказок и не нашел в нем ни капли вкуса. Я скажу вам даже больше – это в высшей степени вредная книга, от которой следовало бы всеми силами оберегать подрастающее поколение. Ни в коем случае, господа!.. Можете себе представить – в ней буквально говорится следующее… (Хихикая). Нет, вы только послушайте. Не вари козленка в молоке его матери … Ну, разве это не дикость? (Хихикает).
Правила и Эринии негромко смеются. Короткая пауза.
(Сердито). Я часто думаю, что стало бы всеми нами, если бы мы пошли следом за сочинителями это аморального опуса? Что стало бы с нашей цивилизацией, начни мы витать в облаках и слушать бабские сказки, вместо того, чтобы лить металл и строить дороги? (В сторону стоящих на балконе Правил). Ну-ка, господа Правила, скажите нам, что бы тогда было со всеми нами?
Первое Правило: Ничего хорошего, господин Рейхсканцлер.
Рейхсканцлер: Вот именно, господа. Ничего хорошего. (Эвридике). Ничего хорошего, милая фрау. Ровным счетом, ничего хорошего.
Эвридика (тихо): Но вы не ответили на мой вопрос, господин Рейхсканцлер.
Рейхсканцлер: Разве? (Быстро повернувшись к Профессору). Герр профессор… Разве я не ответил? (Обращаясь к находящимся на балконе). Господа?..
Правила и Эринии негромко выражают согласие. Короткая пауза.
А может быть, нашу милую фрау интересуют детали? (Эвридике). Может быть, вас интересуют детали, деточка? Так сказать, подробности? (Смотрит какое-то время на Эвридику, затем на балкон, затем вновь на Эвридику).
Короткая пауза. Правила и Эринии вежливо посмеиваются.
Если вас интересуют подробности, то тут я вам, к сожалению, действительно, ничем помочь не могу. (
Кажущаяся ненужность приведенных ниже комментариев – не обманывает. Взятые из неопубликованного романа "Мозес", они, конечно, ничего не комментируют и не проясняют. И, тем не менее, эти комментарии имеют, кажется, одно неоспоримое достоинство. Не занимаясь филологическим, историческим и прочими анализами, они указывают на пространство, лежащее за пространством приведенных здесь текстов, – позволяют расслышать мелодию, которая дает себя знать уже после того, как закрылся занавес и зрители разошлись по домам.
"Пьесы Константина Поповского – явление весьма своеобразное. Мир, населенный библейскими, мифологическими, переосмысленными литературными персонажами, окруженными вымышленными автором фигурами, существует по законам сна – всё знакомо и в то же время – неузнаваемо… Парадоксальное развитие действия и мысли заставляют читателя напряженно вдумываться в смысл происходящего, и автор, как Вергилий, ведет его по этому загадочному миру."Яков Гордин.
Роман «Мозес» рассказывает об одном дне немецкой психоневрологической клиники в Иерусалиме. В реальном времени роман занимает всего один день – от последнего утреннего сна главного героя до вечернего празднования торжественного 25-летия этой клиники, сопряженного с веселыми и не слишком событиями и происшествиями. При этом форма романа, которую автор определяет как сны, позволяет ему довольно свободно обращаться с материалом, перенося читателя то в прошлое, то в будущее, населяя пространство романа всем известными персонажами – например, Моисеем, императором Николаем или юным и вечно голодным Адольфом, которого дедушка одного из героев встретил в Вене в 1912 году.
Патерик – не совсем обычный жанр, который является частью великой христианской литературы. Это небольшие истории, повествующие о житии и духовных подвигах монахов. И они всегда серьезны. Такова традиция. Но есть и другая – это традиция смеха и веселья. Она не критикует, но пытается понять, не оскорбляет, но радует и веселит. Но главное – не это. Эта книга о том, что человек часто принимает за истину то, что истиной не является. И ещё она напоминает нам о том, что истина приходит к тебе в первозданной тишине, которая все еще помнит, как Всемогущий благословил день шестой.
Автор не причисляет себя ни к какой религии, поэтому он легко дает своим героям право голоса, чем они, без зазрения совести и пользуются, оставаясь, при этом, по-прежнему католиками, иудеями или православными, но в глубине души всегда готовыми оставить конфессиональные различия ради Истины. "Фантастическое впечатление от Гамлета Константина Поповского, когда ждешь, как это обернется пародией или фарсом, потому что не может же современный русский пятистопник продлить и выдержать английский времен Елизаветы, времен "Глобуса", авторства Шекспира, но не происходит ни фарса, ни пародии, происходит непредвиденное, потому что русская речь, раздвоившись как язык мудрой змеи, касаясь того и этого берегов, не только никуда не проваливается, но, держась лишь на собственном порыве, образует ещё одну самостоятельную трагедию на тему принца-виттенбергского студента, быть или не быть и флейты-позвоночника, растворяясь в изменяющем сознании читателя до трепетного восторга в финале…" Андрей Тавров.
"По согласному мнению и новых и древних теологов Бога нельзя принудить. Например, Его нельзя принудить услышать наши жалобы и мольбы, тем более, ответить на них…Но разве сущность населяющих Аид, Шеол или Кум теней не суть только плач, только жалоба, только похожая на порыв осеннего ветра мольба? Чем же еще заняты они, эти тени, как ни тем, чтобы принудить Бога услышать их и им ответить? Конечно, они не хуже нас знают, что Бога принудить нельзя. Но не вся ли Вечность у них в запасе?"Константин Поповский "Фрагменты и мелодии".
Владимир Алексеев – представитель поколения писателей-семидесятников, издательская судьба которых сложилась печально. Этим писателям, родившимся в тяжелые сороковые годы XX века, в большинстве своем не удалось полноценно включиться в литературный процесс, которым в ту пору заправляли шестидесятники, – они вынуждены были писать «в стол». Владимир Алексеев в полной мере вкусил горечь непризнанности. Эта книга, если угодно, – восстановление исторической справедливости. Несмотря на внешнюю простоту своих рассказов, автор предстает перед читателем тонким лириком, глубоко чувствующим человеком, философом, размышляющим над главными проблемами современности.
Благодаря собственной глупости и неосторожности охотник Блэйк по кличке Доброхот попадает в передрягу и оказывается втянут в противостояние могущественных лесных ведьм и кровожадных оборотней. У тех и других свои виды на "гостя". И те, и другие жаждут использовать его для достижения личных целей. И единственный, в чьих силах помочь охотнику, указав выход из гибельного тупика, - это его собственный Внутренний Голос.
Эльф по имени Блик живёт весёлой, беззаботной жизнью, как и все обитатели "Огненного Лабиринта". В городе газовых светильников и фабричных труб немало огней, и каждое пламя - это окно между реальностями, через которое так удобно подглядывать за жизнью людей. Но развлечениям приходит конец, едва Блик узнаёт об опасности, грозящей его другу Элвину, юному курьеру со Свечной Фабрики. Беззащитному сироте уготована роль жертвы в безумных планах его собственного начальства. Злодеи ведут хитрую игру, но им невдомёк, что это игра с огнём!
Шестой ангел приходит к тем, кто нуждается в поддержке. И не просто учит, а иногда и заставляет их жить правильно. Чтобы они стали счастливыми. С виду он обычный человек, со своими недостатками и привычками. Но это только внешний вид…
Рассказ из сборника «Русские женщины: 47 рассказов о женщинах» / сост. П. Крусанов, А. Етоев (2014)
Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.