Лили и море - [7]
— Мне следовало бы иметь настоящий вещмешок моряка, такой как у других.
— Уверен… Я уже вижу тебя с вещевым мешком на плече, как ты шагаешь мимо доков Кадьяк Датча для того, чтобы сесть на корабль.
По левую руку от нас стоит небесно-голубой корабль — «Голубая красавица». Палуба пуста, верфь с каркасом из алюминия, который будет служить для строительства навеса, она из металлических подпор с обеих сторон. Мы поднимаемся на борт. Корабль пахнет мокрой резиной и дизельным топливом. Йан бросает свою сумку на раскладушку в темной нише каюты для сна команды. Мы вышли. Йан хочет помочь мне в доке, когда я ступаю по сходням. Вскоре я стану настоящим моряком. У меня уже есть кушетка, и я уже жевала табак.
«Мятежный» заходит в порт. Это самое красивое судно, высокий худой парень был прав. Черная стальная оболочка подчеркивается яркой желтой полосой. Средняя надстройка белого цвета. Я первой из всего экипажа взбираюсь туда, после Джесса-механика, того, кто вернулся на борт, и Саймона, очень молодого блондина, студента, приехавшего из Калифорнии, желающего ездить на «Хаммере». Шкипер обосновался в глубоком кресле в рубке, перед ним — панель с множеством экранов. Ряд окон, расположенных полукругом, заставляет нас отклониться от отвесной линии палубы.
— Это теперь мое место, — сказал Йан, — но вы, ребята, вы делитесь, когда вы берете свои четверти.
Двигатель работает, но он может остановиться в течение нескольких недель. Я смотрю на свет порта. Я положила свой багаж на первую из четырех коек в тесной каюте моряков.
«Первым прибыл — первым обслужен», — сказал высокий худой парень, который предложил мне спать в его каюте. Потому что у него есть своя собственная каюта. Я не захотела.
Мне был выдан голубой велосипед. Старый, покрытый ржавчиной и слишком маленький для меня велосипед. Сверху написано Free Spirit[4]. Я еду через весь город, у меня пунцовые щеки, на мне оранжевый непромокаемый плащ, такой ярко-оранжевый, гораздо более оранжевый, чем настоящие морские плащи. Люди смеются, завидя меня, когда я проезжаю. А я кручу педали: от корабля до места жительства, от места жительства до корабля. Дождь струится по моему лицу, течет по шее, я прибегаю на корабль, я спускаюсь по лестнице, прыгая через несколько ступенек, цепляюсь за борт, вода внизу серо-зеленого цвета, шкипер пугается, он протягивает руку, растерялся, однако снова протягивает руку, проглатывая слюну. Я смеюсь. Я еще не упала, слава богу. Он очень быстро опускает глаза, когда я на него смотрю.
— Со мной все в полном порядке, — говорю я ему.
Он пожимает плечами:
— Ты умрешь, как все в этом мире.
— Да. До моей смерти со мной будет все в порядке.
Я встаю на заре. Я прыгаю вниз со своей койки. На улице чувствуется запах водорослей и ракушек, на мосту вороны, орлы на мачте, крики чаек над гладкими водами порта. Я готовлю кофе для обоих присутствующих. Я выхожу. Я бегу к докам. Улицы пустынны. Я встречаю новый день. Я обнаруживаю людей, которых видела вчера. Ночь их скрыла, затем день их вернул. Я возвращаюсь, запыхавшись, на корабль, Джесс и Йан только что встали. Парни, которые будут членами нашего экипажа, тоже подходят. Я пью с ними кофе. Но как они медлительны! Я двигаю ногой под столом. Я могла бы заплакать от нетерпения. Ждать — боль.
Наконец весь порт начал работу. Радио работает на всю катушку, звучат песни в стиле кантри, которые сменяются хриплым голосом Тины Тернер. Мы начали заниматься наживкой. Непрекращающееся движение взад и вперед на причале. Мы водрузили на борт коробки с кальмарами или замороженной сельдью, которые используются для приманки. Студенты, которые приехали издалека, надеются найти работу, к которой можно приступить в течение дня.
— Все укомплектовано, — сказал высокий худой парень.
Саймон, студент, мрачно смотрит на нас, обдав холодным взглядом, но паникует при первых криках шкипера. Приходит двоюродный брат Джезуса. Луис. И Давид, ловец крабов, смотрит на нас с высоты своих ста девяноста сантиметров, его широкие плечи развернуты, он улыбается во все тридцать два зуба, ровных и белых.
Мы наживляем круглые сутки, стоя у стола на палубе, в задней ее части. Джезус и я смеемся по любому поводу.
— Прекратите дурачиться… — сказал Джон раздраженным голосом.
Приходит человек-лев. Он поднимается на борт утром, его сопровождает высокий тощий парень. Он скрывает свое лицо за грязной гривой. Шкипер гордится этим мужчиной.
— Это Джуд, — сказал он, — он — опытный рыбак.
И вполне возможно, что он еще и пьяница, думаю я, когда он проходит передо мной. Уставший лев довольно застенчив. Он начинает работать без единого слова. Сильный кашель сотрясает его, когда он закуривает сигарету. Он плюет на пол. Я вижу его лицо с густой бородой. Его лицо покрыто золотистым загаром, у него острый внимательный взгляд. Я уклоняюсь от взгляда его желтых глаз. Я смеюсь еще больше вместе с Джезусом. Я дурачусь вовсю. Это здесь скорее всего неуместно. Не для меня.
Позже в тот же вечер ребята возвращаются домой. Джуд остался. Нас только трое на палубе. Нам нужно набить наживкой ячейки морозильной камеры. Мы загружаем лотки в задней части платформы, размещаем и надежно крепим грузы. Я отхожу в сторону, когда подходит Джуд. Он хмурится. Вечером мы едем на консервный завод. Я сижу между двумя мужчинами, смотрю прямо перед собой, дорога, извиваясь, пробегает между голыми холмами и морем. Мы сидим в машине с открытым верхом, которую шкипер мастерски ведет на большой скорости. Я крепко притиснута справа. Я чувствую рядом с собой тепло бедра человека-льва. Мое горло охрипло.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.