Ликвидатор - [16]
Наблюдая за работой команды, я думал, что страх перед радиацией, перед облучением в наших условиях вызван не только самой возможностью облучения, но в большей степени неизвестностью - откуда, сколько, как долго? Физик-ядерщик, к примеру, знает, что кусок урана представляет существенную угрозу для его здоровья, но вместе с тем он прекрасно осведомлен о пределах этой угрозы, равно как и о том, как от нее защищаться. Мой боец ковыряется в контейнере с мусором, который "светит" десять-пятнадцать ренгтен, и через минуту вытаскивает оттуда почти голой рукой кусок ТВЭЛа - о котором, он, кстати, не знает ни хрена, в том числе откуда этот ТВЭЛ тут взялся и сколько он излучает - и может задержать его в руке несколько секунд, совсем не понимая, что его смерть - в этом куске. В то же время он трясется от страха, вытягивая из мусора какую-нибудь безобидную железяку, считая, что уж она-то светит будь здоров...
Я закуриваю "Честерфилд". Странное ощущение. Привкус у сигарет на повышенном фоне другой. Наверное, виной тому наличие больших доз адреналина в организме. Не уверен, что это так, но другого объяснения у меня нет. Кроме того, я уже начал привыкать к легкому, едва ощутимому, щекотанию в легких, стоило лишь провести несколько секунд на фоне меньше рентгена в час. Такое ощущение, будто кто-то слегка дотрагивается к альвеолам птичьим пером. Я замечал такое раньше, во время прохождения флюорографии. Еще в первую ходку я усвоил, что малые поля -1-2 р/ч - сильно обостряют реакцию глаз на яркий свет. Я говорил об этом с мужиками из батальона за ужином, никто из них ничего подобного не испытывает. Но мне врать не к чему, что есть - то есть. Ходячий дозиметр, сказал Дрюня. Лестно и как-то не по себе.
ИМР, замерший возле стены "тройки", выглядит игрушечным - огромное здание, объединяющее 3 и 4 блоки, грозно нависает над объектом Пикалова безоконными слепыми стенами. Размеры свороченных под здание гор грунта впечатляют. Кажется, что кто-то огромный вдавил оба энергоблока в землю, выдавив при этом грунт, словно пасту из гигантского тюбика.
Высоко над четверкой висит грузовик МИ-26, поливая разрушенный реактор дезраствором из огромного бака на конце трала. Свистящий звук восьми лопастей, рассекающих воздух, слышен даже сквозь стекло отсидки. Полив производится ежедневно, но говорят, что толк от этого невелик - картина радиационных полей вокруг четверки, и особенно в непосредственной близости от него, сильно варьируется, временами совершенно непредсказуемо, даже в течение дня. Реактор "газит" микровыбросами, по нескольку раз в сутки, потому что ядерная реакция внутри него - даже под тоннами свинца, доломита, бора и песка - все равно продолжается и будет продолжаться еще много лет... Придумали было использовать звуковое оповещение - если общий фон на промплощадке прыгает вверх, подавать сирену ГО в моменты очередного микровыброса, но потом отказались от этой затеи. Нечего панику сеять, людей зря от работы отвлекать.
По дороге на станцию я впервые увидел, как работает японский канавокопатель, по-моему, "Комацу". На коротком, бульдожьего вида, гусеничном тягаче укреплена мощная телескопическая "рука" с петлевой лентой на конце, унизанной небольшими ковшами, на манер роторного экскаватора. "Рука" раскладывается на впечатляющую длину, вернее, глубину, до 30 метров, как осведомленно заявил мой водитель, когда мы притормозили, чтобы понаблюдать за чудом западной техники. УС-605 спешит окольцевать всю станцию по периметру на такую глубину с тем, чтобы соорудить в грунте водонепроницаемую стену до начала осенних ливней. Тогда шансы прорыва зараженных стоков в подпочвенные воды будут сведены к минимуму. А пока Госгидромет исправно держал территорию 30-километровой зоны в сухости, рассеивая облака распыленным иодидом серебра.
...Мой последний "командо" вернулся. Подмены нет. Я отправляю своих на АБК, договорившись, что мы выедем в бригаду через час. Сбор - у главного корпуса. Обычно после смены дозер должен сдать схему фонов на рабочем месте в Опергруппу на станции, но сегодня я решаю сделать это сам. О бункере в подвале главного корпуса, где находилась в то время Опергруппа, рассказывали странные вещи. Хочу увидеть сам.
Я проскакиваю до саперной отсидки на одном дыхании - надо сказать им, что мы пошабашили. Капитан меланхолично заявляет: пофиг, он тоже не будет передерживать своих; нет грузчиков в поддержку, ну и не надо, они сворачиваются. Проблема решается просто. В последний момент, как в кино, появляется обильно вспотевший прапор и говорит, что его команда прибыла для работы на объекте Пикалова. Они опоздали из-за поломки машины по дороге на станцию. Саперы раздосадованно галдят, они явно не прочь завязать на сегодня, но делать нечего...
Помывка в АБК-2 приносит мне минутное облегчение, поскольку на выходе из корпуса солнце исправно принимается за прогрев моего распаренного душем тела. Путь назад, в главный корпус, узнаваем по главным ориентирам - трубе, гребням второго и первого блоков. Не скажу, что я уже освоился, но неприятное чувство психологического прессинга, испытанное в первую ходку, сегодня существенно слабее. Я выхватываю из традиционно-заводского пейзажа новые, незамеченные раньше, детали. Колет глаза обилие хлама, от непонятно откуда взявшихся деревянных помидорных ящиков до заброшенных машин - в том, что они брошены, и давно, сомневаться не приходится, они все "разуты". Часть дороги устлана железобетонными плитами, уложенными неровно, в спешке. Тем не менее швы между ними тщательно заделаны раствором. Ближе к главному корпусу плит становится больше, они покрывают почти всю площадку за главным корпусом, внутри станции.
Подвиг и предательство — две стороны одной монеты. Вопрос только в том, кем и ради чего жертвует человек. Собой ради благой цели или близкими людьми ради выгоды. И кем его потом запомнят в веках: спасителем мира или инициатором геноцида, отважным первопроходцем или сумасшедшей обезьяной с гранатой, прекрасным рыцарем или подколодной змеей. Ведь от величия до подлости порой остается всего один, маленький шаг. Недаром они прячутся под одной обложкой…
Принято считать, что эксперименты в истории невозможны, потому что их нельзя повторить. И вообще, история не знает сослагательного наклонения. А если все же попробовать? Впрочем, вполне возможно, что перед нами предстанут не разные ветви и варианты одной-единственной истории, а бесконечное множество историй принципиально разных. В антологии собраны произведения, которые демонстрируют, как именно история меняет свое течение, выявляет истинное лицо событий и их персонажей, скрывая навсегда имена, мотивы, города и страны.
Научный детектив, он же «детектив наоборот». Бывает, что главным действующим лицом детектива становится ученый. В повести «Шесть букв» происходит обратное – толковый сыскарь поставлен в условия, в которых его опыт, ум, изворотливость и практицизм безостановочно тестируются вводными из мира формул и непреложных законов развития материи. В то же время характерные для suspense-детектива «правила игры на выживание» закручивают пружину читательского внимания до предела.
Сборник рассказов, отобранных жюри литературного конкурса короткого рассказа "СССР-2061"В 2061 году Советский Союз завершил первую стадию терраформирования Марса. Понемногу обживается Пояс астероидов. Активных боевых действий в 2061-м СССР не ведёт ни на Земле, ни в космосе. Предшествующие годы нами не детализованы: для нас с нашими читателями не слишком важно, существовал ли Союз непрерывно с 1922 года, или был воссоздан в каком-нибудь условном 2022. Не так важно, идёт ли действие на марсианской базе или дома на Земле.
Полная версия повести (книжный вариант) (Из аннотации издательства) "Остросюжетный детектив с элементами мистики и фантастики "Остров Пинель" придется по душе любителям приключений. Автор до последнего момента держит читателя в напряжении. Можно смело заключать пари на всевозможные развязки: ни один из предсказуемых вариантов здесь не подойдет!"Повесть вышла отдельной книгой в апреле 2006 в издательстве "Покетбук".
«У Ника во дворе выросла груша.Это он так ее назвал — груша. Для себя. На самом деле дерево выглядело странно, если это вообще было деревом. Ник Черныш впервые обратил внимание на несколько корявых веток, растопырившихся из покрытого узлами тщедушного ствола, в разгар лета прошлого года. От груши у дерева были только листья. За лето оно отрастило с десяток робких зеленых пластинок, которые из-за ночных заморозков последующей зимы сначала свернулись в трубочки, а потом облетели под напором северного ветра. Ник грушу жалел и терпеливо накрывал ее от морозов картонной коробкой…».
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.