Трапеза была безмолвной. То, что он хотел сказать, он, очевидно, не мог облечь в слова. А её скомканная ярость была так велика, что она не могла есть. Может, она хотела обрушиться на него с гневными речами, а может, нет. Может…
Но по мере того, как ужин продолжался, и ложки тихо описывали в воздухе дуги, одни блюда сменялись другими, её мелкая нервная дрожь несколько улеглась. Её челюсти разжались, пальцы размялись, и в мягком освещении комнаты её вдруг охватил ужас.
Ибо в комнате находилось ещё нечто.
Натали неожиданно сказала:
— Стюарт, ты веришь в привидения?
Он поднял своё постаревшее, утомлённое лицо на том краю мира, сотворённого из красного дерева.
— Иногда.
Она оглянулась и приложила руку к горлу.
— Что такое привидение, Стюарт? То, что умерло, или то, что нам кажется умершим? Нечто такое, что, как тебе казалось, ты уложил в гроб на вечные времена. Стюарт, здесь есть нечто вроде ходячего мертвеца или фантома.
— Я верю тебе, — сказал он.
Это совсем на него не похоже. Десять лет назад он бы громогласно расхохотался, смачно поглощая еду и хлопая себя по колену.
— Я думал, что навечно схоронил этого призрака. Ты знаешь, как он зовётся?
Ах, если бы я сохранила свой моложавый вид… чтобы его раздавить и унизить, а теперь мой доморощенный замысел только тешит его растревоженные мысли…
Вошёл призрак прежней Натали, чтобы найти, обрести её и снова обосноваться в своей смертной оболочке…
И тьма заполнила все пустоты, оживила плоть и придала голосам влюблённость… сделав их снова молодыми…
Оружие нетерпимо ко всему живому. Пистолет имеет круглый ствол, разинутую пасть и всегда готов кричать. Крик не принёс облегчения. А только бесстрастную констатацию выстрела, пороха и дыма.
Натали лежала на полу, не ведая о беготне, дрожащих руках и обращённых к ней словах:
— Натали — ты мне нужна!
Стюарт лежал поперёк неё и рыдал. Они лежали крест-накрест в верхней комнате в летних сумерках, словно «Х», составленный из человеческих тел. Икс — неизвестная величина трагического уравнения.
Шли часы, Стюарт лежал рядом с ней, беззвучно сотрясаясь. Единственное, что могло изменить лицо Натали, — это смерть.
Окоченение медленно стягивало расслабленные мышцы, и её лицо украсилось самой жуткой бескровной усмешкой, какая только бывала у неё при жизни…
