Лихорадка в квартале Маре - [42]

– Да того, как попасть в тюрьму, он был вашим любовником. Вы познакомились с ним у Кабироля. Вы знали Кабироля как дочь своего отца, который был другом ростовщика. У Латюи и Кабироля были отношения вора со скупщиком краденого. В день, когда вы пошли к ростовщику на улице Франк-Буржуа, он был там. Я не думаю, что вы присутствовали при убийстве. Но он был свидетелем вашей стычки с Кабиролем. Он его убил частично из-за денег, частично из ревности. Два чувства составили взрывчатую смесь. И сейчас он вас шантажирует, грозя выдать ваше присутствие там. Будучи в бегах, он спрятался в руинах дворца Изабеллы Баварской в ожидании, пока все уляжется. К несчастью, его обнаружил Баду. И Баду не стало. Тогда он решил найти убежище у вас. Не скажу, что такой дом, как ваш, полон закоулков и потайных лестниц, но все же ваш любовник может здесь спрятаться, особенно если запрется на ключ. Он требовал, чтобы вы его приютили… и не только это.

Неожиданно она обмякла в моих объятиях, и я понял, что она плачет. Я встряхнул ее, не переставая нашептывать в прекрасное, благоухающее и пьянящее ухо:

– Отвечайте, ради Бога! Время не терпит. Признайтесь… ну, признайтесь же, что я прав.

Она отодвинулась от меня и стала ко мне лицом. Она плакала. Ее глаза лихорадочно блестели.

– Я не знаю… не знаю,– простонала она.

– А я знаю. Если Латюи здесь, то я прав. Он здесь?

– Да,– прошептала она после короткого колебания. Я зажал ей голову между ладонями и стал опять шептать в ухо:

– Надо кончать с такой жизнью. Вы не можете таскать его, как гирю на ноге. Он убил… Кабироля, Баду… Надо избавиться от него. Хотите?

Она не отвечала. Я отпустил ее и отошел на шаг.

– Тогда идите за ним,– сказал я в полный голос,– я хочу сказать ему пару слов.

– А я уже здесь, месье,– раздался распутный, картавый и липкий голос,– обернитесь немножко, пожалуйста.

Я подчинился, и первое, что я увидел, был пистолет крупного калибра, украшенный глушителем и направленный прямо мне в живот.

* * *

Но он со своей стороны увидел ту же самую картину, будто смотрелся в зеркало, только за тем исключением, что у меня была не такая гнусная рожа. Я не какой-нибудь тюлень, и времени на выполнение его команды мне хватило, чтобы вытащить свой компостер, который дырки в нем еще не пробил, но соответствующее впечатление произвел.

– Мы на равных,– с улыбкой сказал я,– хватит изображать клоунов, давайте спрячем наши цацки.

– За мою цацку я еще подержусь,– отпарировал он.

Помятым не был только костюм, хотя это и казалось странным, ведь дом Изабеллы Баварской не отличался современным комфортом. Но Латюи, видно, знал, как важно иметь приличный вид, и позаботился о своей одежде. А в остальном, у него была помятая рожа, сморщенный нос, несвежие глаза и морщинистые губы. Архитипичный шпаненок, бледная поганка, из которой мерзость сочится отовсюду, злостный хулиган, каким его представляют себе те, кто таковых никогда в жизни не встречал. Я, правда, к таким гражданам не отношусь, поскольку коллекционирую редких животных.

– Чувствуй себя свободно,– сказал я,– но ты все-таки идиот. Мы не станем-таки здесь шмалять друг в друга, а? Для такого надо уж совсем сбрендить…

И сунул свою пушку в карман.

– Я пришел поговорить, Латюи. Сесть можно? Боюсь, беседа будет долгой.

Мы сели все трое. Небольшая дружеская встреча. Одетта нервно поламывала пальцы.

– А как вы узнали, что я здесь, месье? – спросил Латюи со своим раздражающим «выканьем».

– Я занялся сложением. Время от времени я делаюсь счетоводом. Когда понял, что смерть Баду заставила тебя покинуть убежище, то сказал себе, что вскоре ты будешь готов. А поскольку этого не произошло, я подумал, что ты нашел себе другую хорошую берлогу. Это не могло быть ни у твоих корешей, ни в какой-нибудь заштатной гостинице, потому что таких мест ты, видимо, опасался. И тут вдруг Марёй застает Одетту прямо в тот момент, когда она ему изменяет с типом хулиганского вида. Я тут же подумал о тюрьме Фреси. Почему? Да потому, что часть товаров, которыми торгует Марёй, изготавливается именно арестантами этой тюрьмы. Даже могу сказать тебе одну интересную вещь, Латюи. Марёй, который то и дело посещает Фреон, чтобы поставить материал и забрать готовую продукцию, достаточно насмотрелся на тамошних арестантов. Возможно, он даже видел тебя там, а потом вспомнил. Ладно. Как я тебе уже сказал, тюрьма Фреси не выходила у меня из головы, и я подумал: а что если Латюи и есть тот самый тип хулиганского вида, которого застукали у Одетты Ларшо? И если это он, вот оно,– новое логово.

– Ну, а дальше?

– Я пришел сюда проверить свою теорию, и она оказалась правильной.

– Ловко,– заметил он.

– Как всегда.

– И что вы рассказывали девчонке, месье?

– Историю любви. Ее любви. Ты тоже хочешь послушать?

– Пжалста, мсье.

Я повторил все, что сказал Одетте, кроме нескольких последних фраз. Когда я кончил, он пожал плечами.

– Ладно. Ну и что? Вы хотели со мной поговорить, месье?

– Да заткнись ты со своими «мсье»! Если будешь продолжать, я стану называть тебя «мадемуазель».

– Называйте, как хотите, мне начхать. Итак, что вы имеете мне сказать?