Лицедеи Гора - [10]

— Плеть, — скомандовал я тому мужчине, который ранее наказывал глупую рабыню, что позволила себе, выказать веселье по поводу тяжёлого положения свободной женщины.

— Господин? — испуганно вздохнула девушка, увидев вложенную в мою руку плеть.

— Я не заметил, что Тебе дали разрешение прекратить танец, — объяснил я.

— Да, Господин, — признала она.

— Учитывая, что Ты — глупая девка, оказавшаяся в новых для Тебя условиях, наказание, на первый раз, будет легким. Три удара плетью.

— Три! — зарыдав, воскликнула она.

— Не ожидай, что все рабовладельцы будут настолько снисходительны к твоей глупости в будущем, — предупредил я её.

— Да, Господин, — залилась она слезами.

И вот, несомненно, впервые в её жизни, она, та, кто ещё несколько енов назад была гордой свободной женщиной, Леди Ровэной из Лидиуса, а сейчас валявшаяся на полу голой, как обычная девка, впрочем, которой она теперь и была, почувствовала на своей коже, что такое гореанская рабская плеть.

— Встать, — скомандовал я ей. — Спину прямо, живот втянуть, груди выпятить. Руки к плечам, колени слегка согнуть.

— Меня выпороли, — всё ещё не веря, пробормотала она.

— Видишь разницу в том, как она стоит? — указал один из мужчин своему соседу по столу.

— Да, — признал тот.

Я, трогая её плетью то тут, то там, умело подправил её позу, вынуждая выставить напоказ самые выгодные линии её фигуры.

Женщина вздрагивала при каждом прикосновении плети. Теперь она знала, какую невероятную боль может доставить ей этот инструмент. Она почувствовала её на своей коже. Любая девушка, единожды познакомившись с плетью, больше никогда не захочет повторить этого знакомства. С этого момента одного вида плети обычно бывает достаточно, чтобы немедленно привести её в чувство.

— Что висит на стене? — обычно может спросить недовольный хозяин.

— Рабская плеть, Господин, — отвечает она, и покорно спрашивает: — Как я могу стать более приятной?

Я вернул плеть надсмотрщику, и с чувством выполненного долга, сел на своё место за столом Самоса. Тот махнул рукой музыкантам, и по залу вновь поплыла тягучая мелодия. А я уделил своё внимание позиции на доске. Я всё ещё не сделал своего хода. На прежнюю Леди Ровэну из Лидиуса я больше не обращал внимания. Она была простой рабыней, танцующей для своих владельцев. Несомненно, на протяжении этого вечера, и другие девушки, возможно Тула, Сьюзан, и даже Линда, будут вызваны на пол, танцевать перед сильными мужчинами, и тогда, скорее всего, каждая из них в свою очередь, будет брошена поперёк стола.

Я сделал ход своим Наездником Высокого Тарлариона Убары переставив его на Писца Убары — три. Это, поддерживая центр, также открывало бы вертикаль, развивая фигуру Строителя Убары. От гореанской танцовщицы, обычно ожидают, что она удовлетворит страсть, которую она сама же и разожгла в мужчине.

— Твой ход, — сказал я Самосу.

Судя по крикам удовольствия, аплодисментам — хлопкам ладонью по плечу, я сделал вывод, что на этот раз новая рабыня показалась мужчинам весьма приемлемой.

— Ну и как она? — поинтересовался я.

— Думаю, что нет необходимости, по крайней мере, немедленно, бросать её слинам, — признал Самос, присматриваясь к танцовщице.

— Твой ход, — напомнил я, и Самос, уставившись на доску и оперевшись подбородком на кулаки, погрузился в размышления.

А я, тем временем, подняв голову, бросил взгляд через зал, залюбовавшись рабыней, танцевавшей перед мужчинами. Она покрутилась в каких-то дюймах от дюжего гребца, но вовремя отпрыгнула от него, уклоняясь от его пьяной попытки схватить её. Довольно грациозно проскользнула между столами, прямо как настоящая рабыня и давно находящаяся в собственности женщина. Опустившись на колени перед другим мужчиной, целуя и лаская его, при этом держа руки скрещенными за спиной, и вдруг сделав вид, как будто бы её насильно оттаскивают за воображаемую верёвку, привязанную к её рукам, отступила от него. Через мгновение она уже покрывала следующего мужчину своими волосами и поцелуями. Затем, прижав кубок к низу своего живота, и чувственно извиваясь при этом, она предложила мужчине вина. И вот она уже с другой стороны столов, в центре зала. Она сделала вид, якобы собиралась заговорить, но внезапно, остановилась, как будто бы пораженно, и, подхватив свои золотые локоны, быстро свив их в клубок, с высокомерным видом запихнула его себе в рот, и укоризненно посмотрела на мужчин. Это было похоже, как если бы мужчина, не желая больше слушать её вздор, заткнул ей рот кляпом из её собственных волос. По залу прокатился одобрительный смех. Затем женщина изобразила движение, как если бы развязала шнур удерживавший кляп глубоко между её зубов, и, вытянув волосы изо рта, круговым движением головы, красиво рассыпала их, задрапировав своё тело. Причём всё это делалось в ритме музыки. Теперь казалось, что она скромно и испуганно, используя свои волосы, как если бы это был плащ или покрывало, отчаянно надеялась скрыть, по крайней мере, хотя бы минимальную часть своей красоты от грубого мужского исследования. Но даже это отныне ей было не разрешено.

Медленно кружась в водовороте музыки, она сжала ладони вместе, и, склонившись вперёд, просунула их сквозь волосы перед телом, а затем, как будто получив команду господина, резким движением бросила руки в стороны и выпрямила тело. Вся её красота внезапно оказалась бесстыдно обнажена перед жадными глазами мужчин.