Лейли и Меджнун - [12]

Шрифт
Интервал


Кто на площадке слов бывал горяч,
В човган играя, так подбросил мяч:
Был жаркий полдень, — гибель для земли.
На мир бросал он пламя, как Лейли.
В степях Аравии настал таммуз,
И землю зной давил, как тяжкий груз.
Горячий ветер, как Меджнун гоним,
Всех обжигал дыханием своим.
Меджнун бежал и ноги поднимал,
Как от жаровни, ноги отнимал:
Песок июньским солнцем накален!
От зноя пострадал и небосклон,
И звезды, устрашенные жарой,
Искали тени где-то под землей,
Переменилось неба естество,
Как видно, лихорадило его!
Весь мир жара ужасная сожгла,
И стала пеплом каждая скала,
А камни драгоценные в скале
Подобны углям, тлеющим в золе.
Река в себя струю жары вберет,
И начинается водоворот!
Захочет утка сунуться в поток, —
Ее обварит этот кипяток,
Но чтобы ноги в воду окунуть,
Спешит их перепонкой обтянуть.
Колосья хлеба лопнули везде,
С горохом схожи на сковороде.
И небу желтый блеск жара дала,
И землю раскалила добела.
И вот уже к сковороде земли
Фазан и куропатка подошли,
Они клюют готовое пшено:
Ай, хорошо изжарено оно!
Паук в полыни скрылся от жары:
Он в паутине скрылся от жары.
Бежит собака, высунув язык:
То — летний месяц молодой возник!
Червяк — он плавится в таком аду —
Спешит укрыться в наливном плоду.
Так солнце убивает все плоды,
А прежде нежило на все лады!
В степи лежало озеро, дремля, —
Всю воду залпом выпила земля,
От горя треснуло сухое дно:
Тоскует по своей воде оно…
В подобный день Меджнун достиг земли,
Где прежде жил народ его Лейли.
Меджнун следы стоянки обошел,
Становища останки обошел,
Там, где следы жилья заметить мог,
Он подметал ресницами порог.
Случайно поднял он безумный взор, —
Увидел он возлюбленной шатер.
Упал Меджнун, от боли сжался весь:
Вот здесь она жила, дышала здесь,
Вот этот прах… то был порог ее!
Вот эта пыль касалась ног ее!
Меджнун еще сильнее занемог,
Любви еще свежее стал ожог,
К любимой сердце бедное рвалось.
Он запах чувствовал ее волос,
Припав к земле, вбирал он грудью всей
Дыхание возлюбленной своей.
Ресницами густыми жалкий прах
Он подметал и пыль скрывал в глазах,—
Как бы легла на стекла эта пыль,
От слез его размокла эта пыль,
И стала глиной вязкою она,
И сделалась замазкою она:
Окно замазать нужно навсегда,
Чтоб в дом любимой не вошла беда!
И на мгновенье лег безумец в печь,
Чтобы своим огнем ее зажечь,
Золой глаза намазал, как сурьмой,
И, как сурьма, глаза оделись тьмой.
Потом конюшню старую нашел,
Он к стойлам опустевшим подошел, —
И сразу пожелтел он, как саман!
И снял он с крыши несколько семян,
Посеял в сердце семена любви.
И раны он перевязал свои,
Из крыши вырвав войлока кусок…
Его вниманье жалкий пес привлек.
Был в язвах, лишаях паршивый пес,
Краснела кожа, вся сплошной расчес,
Из носа, изо рта текла вода,
И в жилах крови не было следа;
Был от сустава отделен сустав,
Валялось мясо, от костей отпав.
Песчинка, волос, что к нему прилип, —
Считаться ношей для него могли б.
Не в силах был ходить, не в силах встать,
Не мог поднять хвоста пустую кладь.
Он запахом гниения пропах;
Не закрывались губы на зубах, —
Он зубы скалил, будто над собой
Смеялся, над несчастною судьбой;
Глаза низверг он в ямы: спрятал взор,
Как бы стыдясь взглянуть на свой позор!
Все тело гнойной влагой налито,
Вся кожа превратилась в решето,
И черви жадные вползли в нее:
Находят в ранах пищу и жилье.
И, с пластырем и мазью незнаком,
Облизывал он раны языком,
Облизывал их с яростью такой,
С какой когда-то лаял день-деньской!
Кишело столько мух в отверстьях ран,
Что мнилось: пятнами покрыт тюльпан.
От мух немало вытерпел он мук,
И вороны над ним чертили круг…
И, возмущен жестокостью такой,
Глядел на пса Меджнун, глядел с тоской,
Умилосердить он хотел червей,
Умилостивить птиц мольбой своей:
«О вороны! Ваш вид благословен!
Мне будьте, вороны, венка взамен!
Вся в ранах голова моя сейчас, —
Гнездо готово каждому из вас!
Пробито сердце вздохами насквозь,
И дыр немало бы для вас нашлось!
Разрушен я неправдой, горем, злом,
О, сделайте развалину жильем!
Вонзитесь в тело, выклюньте глаза, —
Не трогайте глаза и тело пса!
Вам нужен только тощий пес больной?
Я пес больной. Насытьтесь, птицы, мной!»
Но понял он, что речь его слаба,
Бессильны довод, просьба и мольба,
И крикнул он, и птицы скрылись прочь…
Меджнун спешил животному помочь,
Страдающего пса поцеловал,
Потом свою рубаху разорвал,
На ранах вытер кровь умело он,
Повязки наложил на тело он,
И в тень больного пса он перенес,
Взрастив на нем цветы кровавых слез:
«О ты, кто был на благо всех племен
Из верности и дружбы сотворен!
Ты умираешь, горе — твой удел,
Каким великим сердцем ты владел!
Как мышь летучая, не знал ты сна,
И голова была всегда ясна,
О верный страж! Так чуток был твой слух,
Что сотни прочих сторожей и слуг,
Храня жилье, могли спокойно спать,
Курильщиками опиума стать!
Насторожился волк, тебя страшась:
Огни зажег в глазах в полночный час!
И леопард, придя издалека,
Едва заметив два твоих клыка,
От огорченья, бедный, занемог,
Пятнистым стал от головы до ног!
И полосы на шкурах тигров злых, —
Следы царапин от когтей твоих!
И барс глаза зажмурил от стыда,
Увидев, как ты прыгаешь всегда!
Подобны мирте отпечатки лап.
«Плеяды», — говорит о них араб.
О, ты бежал под стременем царя,
И шею гладила твою заря!

Еще от автора Алишер Навои
Фархад и Ширин

«Фархад и Ширин» является второй поэмой «Пятерицы», которая выделяется широтой охвата самых значительных и животрепещущих вопросов эпохи. Среди них: воспевание жизнеутверждающей любви, дружбы, лучших человеческих качеств, осуждение губительной вражды, предательства, коварства, несправедливых разрушительных войн.


Язык птиц

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Семь планет

«Семь планет» — предпоследняя поэма «Пятерицы». Это остросюжетное многоплановое произведение, в котором ход повествования перебивается семью вставными новеллами в стихах. Причем каждая из них, при ее самостоятельном характере, связана с главной сюжетной линией поэмы, в центре которой история любви шаха Бахрама Гура и невольницы по имени Диларам.


Поэмы

Удивительно широк и многогранен круг творческих интересов и поисков Навои. Он — поэт и мыслитель, ученый историк и лингвист, естествоиспытатель и теоретик литературы, музыки, государства и права, политический деятель. В своем творчестве он старался всесторонне и глубоко отображать действительность во всем ее многообразии. Нет ни одного более или менее заслуживающего внимания вопроса общественной жизни, человековедения своего времени, о котором не сказал бы своего слова и не определил бы своего отношения к нему Навои.


Смятение праведных

«Смятение праведных» — первая поэма, включенная в «Пятерицу», является как бы теоретической программой для последующих поэм.В начале произведения автор выдвигает мысль о том, что из всех существ самым ценным и совершенным является человек. В последующих разделах поэмы он высказывается о назначении литературы, об эстетическом отношении к действительности, а в специальных главах удивительно реалистически описывает и обличает образ мысли и жизни правителей, придворных, духовенства и богачей, то есть тех, кто занимал господствующее положение в обществе.Многие главы в поэме посвящаются щедрости, благопристойности, воздержанности, любви, верности, преданности, правдивости, пользе знаний, красоте родного края, ценности жизни, а также осуждению алчности, корыстолюбия, эгоизма, праздного образа жизни.


Газели

В произведениях Алишера Навои тюркский стих достиг вершин художественности, — его газели отличает филигранная обработка, виртуозная инструментовка, семантическая игра, свежесть метафор.


Рекомендуем почитать
Кадамбари

«Кадамбари» Баны (VII в. н. э.) — выдающийся памятник древнеиндийской литературы, признаваемый в индийской традиции лучшим произведением санскритской прозы. Роман переведен на русский язык впервые. К переводу приложена статья, в которой подробно рассмотрены история санскритского романа, его специфика и место в мировой литературе, а также принципы санскритской поэтики, дающие ключ к адекватному пониманию и оценке содержания и стилистики «Кадамбари».


Рассказы о необычайном. Сборник дотанских новелл

В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.


Лирика Древнего Египта

Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.


Тазкират ал-аулийа, или Рассказы о святых

Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.


Когда Ану сотворил небо. Литература Древней Месопотамии

В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.


Средневековые арабские повести и новеллы

В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.


Ярмарка тщеславия

«Ярмарка тщеславия» — одно из замечательных литературных произведений XIX века, вершина творчества классика английской литературы, реалиста Вильяма Мейкпис Теккерея (1811–1863).Вступительная статья Е. Клименко.Перевод М. Дьяконова под редакцией М. Лорие.Примечания М. Лорие, М. Черневич.Иллюстрации В. Теккерея.


Макбет

Шекспир — одно из чудес света, которым не перестаешь удивляться: чем более зрелым становится человечество в духовном отношении, тем больше открывает оно глубин в творчестве Шекспира. Десятки, сотни жизненных положений, в каких оказываются люди, были точно уловлены и запечатлены Шекспиром в его пьесах.«Макбет» (1606) — одно из высочайших достижений драматурга в жанре трагедии. В этом произведении Шекспир с поразительным мастерством являет анатомию человеческой подлости, он показывает неотвратимость грядущего падения того, кто хоть однажды поступился своей совестью.


Цвет из иных миров

«К западу от Аркхема много высоких холмов и долин с густыми лесами, где никогда не гулял топор. В узких, темных лощинах на крутых склонах чудом удерживаются деревья, а в ручьях даже в летнюю пору не играют солнечные лучи. На более пологих склонах стоят старые фермы с приземистыми каменными и заросшими мхом постройками, хранящие вековечные тайны Новой Англии. Теперь дома опустели, широкие трубы растрескались и покосившиеся стены едва удерживают островерхие крыши. Старожилы перебрались в другие края, а чужакам здесь не по душе.


Тихий Дон. Книги 3–4

БВЛ - Серия 3. Книга 72(199).   "Тихий Дон" - это грандиозный роман, принесший ее автору - русскому писателю Михаилу Шолохову - мировую известность и звание лауреата Нобелевской премии; это масштабная эпопея, повествующая о трагических событиях в истории России, о человеческих судьбах, искалеченных братоубийственной бойней, о любви, прошедшей все испытания. Трудно найти в русской литературе произведение, равное "Тихому Дону" по уровню осмысления действительности и свободе повествования. Во второй том вошли третья и четвертая книги всемирно известного романа Михаила Шолохова "Тихий Дон".