Лейла, Кайла, Кейла и Келайла - [13]

— А что ж грязная такая? И одежа — рванье? — посланец подкрутил ус, с усмешкой оглядывая старую юбку и линялую кофточку под длинной стариковой рубашкой.

— Так разбойники, — уверил его Гейто, — все и унесли, как только вот жива осталась.

— Гм… — молодец снова усмехнулся, ставя на землю большой мешок, и тот зазвякал, загремел звонко, — и что мне тогда с нее, а? Ежели при ней ни чаш, ни кубков, ни резных камней для ожерелий. Да еще смотрит незнамо куда. Ты чего захотел, старик? Над посланцем великого мастера Асура посмеяться?

— Выслушай, — Гейто поклонился, прижимая руку к сердцу, — а потом уж ругай меня, хороший человек. Я тебя секретно позвал, чтоб никто не слыхал и не видел. Потому что девочка эта — великая будет для мастера ценность. Хотя и слепа.

— Слепа??? — щеки у молодца покраснели вдвое.

— Да я покажу сейчас. Вот мешок. Так?

Посланец тут же заступил мешок, хватая его за веревочную петлю. Гейто засмеялся, махая рукой.

— А ты его хоть землей присыпь. То неважно. Слушай, что слепая Келайла про твои вещи знает. Ну, Зоркий глазок, расскажешь красивому молодятку, что ему руки тяжелит?

Келайла встала у края стола, глядя через оттопыренный локоть посланца в сторону мешка.

— Золото. Миски. И чашечки. Хорошие вещи, добрые. Сделаны там, — и она показала рукой на запад, — там, совсем далеко, где плоские горы.

— Ардамей? — посланец насторожился, внимательно слушая.

— Да. Такое имя у гор, да, Гейто? Ты рассказывал.

— Верно, девочка, — старик гордо оглядел торговцев, что подходили ближе.

— В третьей горе если отсюда счет вести, там его много. Только глубоко очень. Но сбоку там, где вода, кажется вода, сверху течет… Там пройти можно. Вниз.

— Откуда знаешь? Была там? — круглые глаза молодца впились в сосредоточенное лицо Келайлы.

Та покачала головой.

— Нет. Я вижу.

— Как видишь? Чем видишь? — он помахал рукой перед ее лицом, — не моргнешь даже, и что? Видишь через полстраны? А?

— Оно светит, — тихо сказала Келайла, — а еще в суме твоей камни горячие, наверное, очень красивые…

И она показала руками на своей шее, будто трогала ожерелье.

— Хм, — посланец довольно побрякал мешком, — угадала, так. То дивные заморские анберы, каких нет ни у кого в здешних местах. Что?

Келайла улыбнулась, указывая рукой в другую сторону:

— Я не знаю, что в той стороне, добрый господин, но светят такие камни оттуда, и идти до них, если пешком, то к вечеру и дойдешь.

— Быть не может! А сказал — заморские! И много их там?

Келайла закрыла глаза и увидела длинную полосу горячих искорок, волной пересекающую темноту.

— Очень много. Где была старая вода. Очень давно.

Молодец огляделся. Вокруг собирался народ, торговцы подходили все ближе, слушали, рассматривая старика и девочку. Хватая мешок, он крепко взял Келайлу за плечо.

— Со мной пойдешь.

Так, не успев особо и оглянуться, испугаться и даже толком попрощаться с Гейто, оказалась Келайла за коваными воротами, на бескрайней зеленой траве в тени ажурных рощиц. И белая ухоженная дорога, не та, по которой телеги с продуктами и уголь для печей, а та — на которой нарядные экипажи и всадники, вела от высоких ворот в прекрасную даль, которая прятала королевский дворец.

Посланец усадил девочку в легкую повозку, сел впереди, хватая вожжи и крикнул важным голосом, отправляя вперед послушного коника.

Затопотали копыта, закачалась лодочкой легкая повозка. Оглядываясь, молодец говорил, вроде Келайле, а вроде и сам с собой, фыркая и ругаясь.

— Ах, бесов мошенник, подсунул мне анберы, ожерелье и три браслета, задорого, клялся, что дед его привез издаля в незапамятное время. Клялся, что таких анберов на свете и нет больше. А ты говоришь, лежат, разбросаны, ходи собирай?

Келайла кивала, видя перед глазами ленту искрящихся солнцем неровных кусочков.

— А чего ж другие не собирают? Если открыто лежит? Или соврала мне? Смотри, если обманом решила во дворец пробраться… Хотя, тебе-то зачем во дворец. Диковин не увидишь, разве что красотой померяться с прекрасной дочерью Эрриса короля нашего.

И посланец захохотал, пугая смирного коника. Потом спохватился, утешая приунывшую девочку:

— Не реви. Язык мой удержу не знает. Мал был, мамка мне сказывала, ты, Явор, из-за своего балабольства так пострадаешь, что и повесят тебя за длинный язык на прочную ветку. Но ошиблась матушка. За то, что могу хорошо баять, выпала мне важная работа. А кто еще уговорит мастера цену скинуть? Кто вызнает, откуда привезены славные вещи?

Но тут же вспомнил о своем промахе и замолчал. Но долго не выдержал, снова стал собой похваляться. Подъезжая к воротам, кричал грозно:

— Открывайте, стражи, посланцу самого мастера Асура — ювелира Эрриса короля нашего! А помедлите, велит великий мастер прислать вам гостинец — десяток плетей на ленивые спины.

И раскрывал подорожные документы, украшенные большой круглой печатью. У последних ворот свернул в сторону, проехал недолго, спрыгнул у маленького домишки в два окна и с узенькой дверцей.

— Сиди. Я к другу зайду. По важному делу.

Келайла кивнула и осталась сидеть. Печально думала о старике Гейто, который вернулся к своим птичьи клеткам. А еще, хоть и волновалась сильно о главном, все равно печалилась о девичьем — обидно ехать к самому дворцу в истрепанной юбке, старой кофтейке, и поверх кинута дырявая рубашка, подаренная ей Гейто. Мало того, думала Келайла, что ни прекрасных глаз, ни ярких губ, ни дивных волос. Так еще и замарашка с большой дороги, не успела лица помыть, и не во что переодеться.