Лейла, Кайла, Кейла и Келайла - [11]

Совсем опечалилось солнце, скорчилось на твердой земле, даже пыталось заплакать, но откуда взять слезы такому горячему.

А луна пошла по небу, разбрасывая лучи. Туда-сюда и снова обратно. Но время шло и стало ей скучно без яркого солнца, а еще — жалко друга, лежит где-то там, под навесами каменными, даже и света его не видать из-под земли. Жалко, хоть и сгубило дружбу своим горячим нравом. И так сильно задумалась луна, что стала худеть, превращаясь обратно в месяц. А тут еще люди. Стали кидать в небо камушки, кричать и ругаться. Эй, кричали они, куда девалось яркое солнце? Посмотри, бледная, не видишь, вянут цветы и тоскуют зверята, не хватает им солнечного света. Скоро на нашей земле останутся лишь пустые печальные камни, а ей и так нелегко живется!

Ага, сказал тогда месяц, обрадованный, что можно попробовать все вернуть. Ну что ж… Набрал силы и толщины, подкатился к глубокой расщелине, но прыгать в нее не стал. Опустил к земле лучи и зашептал примирительные слова, выращивая их длинными и сильными, как тугие веревки.

На лунных лучах и вытащил в небо ослабевшее солнце, распутал серебристые канаты, свернул, укладывая на светлых боках. А солнце с тех пор опасалось показывать нрав в полную силу, тем более, друг ее месяц напоминал без конца — вот как оно было, солнце, я стал плоским и круглым от твоего гнева, потом стал узким и острым — печалясь за тебя, и снова круглым — чтоб хватило сил тебя выручить.

Старик поднял руку с зажатым поводом.

— Так с тех пор и ходят снова вместе, да по-другому. Стали умнее и осторожнее. А из-за той старой их ссоры случилось еще дело важное. Пока лежало солнце под дикими камнями, то прокалило их снизу, из глубины. И запеклись камни в дивные самоцветы, а те поползли жилами по всем ущельям и скалам. Вот почему в Эриссии стоит ударить кайлом в любую скалу и, рано или поздно, найдется там ниша с красными лалами и солнечными яхонтами, или блеснут в ней кристаллы горного хрусталя, а то и россыпи золота. Вот почему славится наша страна рудниками и резчиками, а самые мастера у нас — ювелиры. А самый большой мастер — мастер Асур, что живет при королевском дворце. Ты чего дрожишь. Неужто замерзла?

— Нет, Гейто, — Келайла поглубже нахлобучила старую шляпу и отвернулась, прячась за клетки, — я посплю. Что-то устала.

Закрыла глаза, укрываясь старой рубашкой. Показалось ей или нет — когда хвалил Гейто великого мастера Асура, по светлому его силуэту пробежали темные искры? Будто знал что-то, да не хотел верить. Как вот с женой своей — злой госпожой Наришей.

А Гейто ехал, не торопя Кострана, и раздумывал о многих вещах.

Экая попалась ему на пути девочка — взяла и всю жизнь повернула. И хорошо это, хотя и грустно, не понять, что после делать, когда птиц отдаст, да привезет деньги Нарише. Можно, конечно, и остаться, но…

Тут Гейто посмотрел на подол старенькой юбки, что из-за клеток виднелась, вспомнил нарядные платья в лавке Мелени, и разозлился.

Нет. Не будет он оставаться. А что будет? Да пусть идет жизнь, как шаги его мула, один шаг, за ним — другой. Сейчас важнее не его горести-печали, а придумать, как маленькой Келайле попасть за дворцовую ограду. Стены там высоки, стража сурова. За внешними воротами — трое внутренних. Да и ясно почему — нигде нет столько красивых вещей, сработанных дивными мастерами из чудесных каменьев. Со всех окрестных королевств едут к славному Эррису гости — посмотреть и поахать, снова и снова. А малышка в своих истертых вещичках — ровно нищенка, такую даже к работе не пустят, сколь ни проси. Да и глаза слепые.

Поворачивая за висячую скалу, тень которой укрывала маленькую рощицу, думал Гейто дальше.

Но ведь не просто слепые. Видит она ими, что другим не видать. Доброе отличает от злого. А еще… еще живое видит, птичек вот, ящерок в траве, сокола в жарком небе. И не только то видит, что бегает да прыгает. А то не сумела бы в доме с посудой управиться да еду приготовить. Вещи Келайла видит тоже, но только те, что с любовью сделаны, пусть то даже вязанка дров или кувшин из глины. Так объяснила, когда спросил, дивясь ее ловким ручкам. От них тепло живое идет, прямо к моему лицу, так сказала. Потому и увидела в пустыне тайное зарево, понял Гейто, в котором все перемешано — темное на светлом, и наоборот. Это же драгоценные россыпи в глубине скал! Лежат тайно, ждут своих мастеров. И если возьмет настоящий мастер в руки грубую каменюку, то выйдет из нее — прекрасная вещь, живая, как мои птички. А если достанется камень холодной душе, то отдаст ей и свою каменную душу, что ждет теплого дыхания человека. Вот так-то. Наверное, так.

Так думал Гейто, выезжая из редкой тени снова на яркое солнце. Может быть, это умение и поможет девочке во дворец попасть, а?

И поехал дальше, обдумывая, как все провернуть.

Глава 5

К воротам дворцового сада подъехал Гейто как раз через тридцать дней и еще три дня с того, как вышла из Старого леса Келайла. Посчитав дни, девочка не сильно и удивилась, а только обрадовалась мудрости госпожи Сейши. Даже то, что задержалась она в доме Нариши, посчитано было древней змеей, а значит, думала Келайла, все идет правильно. Только вот — что делать дальше?