Лев Толстой — провидец, педагог, проповедник - [40]

Проблема воспитания, которое должно спасти мир, стала центральной в педагогике Толстого.

О вредных последствиях эмпиризма в воспитании, приводивших к игнорированию смысловых, духовных пластов бытия личности, Толстой предупреждал своих современников на страницах журнала «Ясная Поляна» в 60-х годах XIX столетия. Уже в те годы Толстой отметил, что эмпиризм и авторитаризм в воспитании чреваты личностными деформациями, несамостоятельностью мышления. В этом проявляется «извращение в духовном мире человека», когда он сам не знает, как отличить добро от зла, ложь от истины. Вспоминая, видимо, свой путь духовного повзросления, Толстой писал о том, что, когда эти положения «неизгладимо запечатлеваются в восприимчивом уме ребенка», ребенок остается один на один с собой и не может разобраться в возникающих противоречиях.

Если же уже повзрослевший человек освободился от гипноза, в котором его воспитали, то «извращение его души» не прошло бесследно. Он станет скорее всего «беспринципным, т. е. бессовестным человеком, руководящимся в жизни только своими похотями и не только не осуждающим себя за это, но считающим себя поэтому на высшей доступной человеку точке духовного развития»[155]. Это Толстой относил к людям с сильной волей. Большинство же людей становится покорным орудием власти.

Надо признать, что понимание высказываний Толстого по проблемам нравственного воспитания возможно только в связи с содержанием его религиозно-нравственного учения или «науки жизни». Игнорирование в советское и постсоветское время религиозно-нравственного учения в соответствии с требованиями марксистско-ленинской идеологии, которая считала его вредным и антинаучным (а именно с таких позиций написаны учебники истории педагогики), привело к живучести таких устаревших стереотипов, как утверждения о принижении Толстым роли воспитания, о сведении принципа свободы к попустительству и анархии, непонимание толстовской постановки вопроса о целях воспитания.

С конца 80-х годов XIX-го столетия проблемы нравственного воспитания и этического познания потребовали от Толстого огромного интеллектуального напряжения, он шел путем, который уже полностью противоречил традиционным педагогическим подходам.

Утверждая принцип творчества и свободы в воспитании, он заявил о том, что нет воспитания как воздействия взрослого на ребенка, а есть одно самовоспитание, самосовершенствование. Обычно термин «самосовершенствование» трактовался не так, как понимал его Толстой. Дело в том, что Толстой нигде не говорил о воспитании как некоем процессе обязательного наращивания, прибавления хороших качеств, привычек, черт личности. Он всегда исходил из того, что природа человека противоречива, чего воспитатели часто не понимают. Здесь уместно привести высказанное им видение имманентного противоречия жизни, которое является препятствием на пути нравственного развития, если оно не учитывается, и взрослые не проводят своеобразную духовную терапию. Поэтому Толстой писал о вечной ошибке всех педагогических теорий, в которых «развитие ошибочно принимается за цель», когда педагоги содействуют развитию, а не гармонии развития. «Воспитывая, образовывая, развивая или как хотите действуя на ребенка, мы должны иметь и имеем бессознательно одну цель: достигнуть наибольшей гармонии в смысле правды, красоты и добра. Ежели бы время не шло, ежели бы ребенок не жил всеми своими сторонами, мы бы спокойно могли достигнуть этой гармонии, добавляя там, где нам кажется недостаточным, и убавляя там, где нам кажется лишним. Но ребенок живет, каждая сторона его существа стремится к развитию, перегоняя одна другую, и большей частью самое движение вперед этих сторон его существа мы принимаем за цель и содействуем только развитию, а не гармонии развития. В этом заключается вечная ошибка всех педагогических теорий. Мы видим свой идеал впереди, когда он стоит сзади нас»[156].

Толстой пишет: «Необходимое развитие [психофизическое] человека есть не только не средство для достижения того идеала гармонии, который мы носим в себе, но есть препятствие, положенное Творцом, к достижению высшего идеала гармонии»[157].

И далее Толстой утверждает: «Здоровый ребенок родится на свет, вполне удовлетворяя тем требованиям безусловной гармонии в отношении правды, красоты и добра, которые мы носим в себе; он близок к неодушевленным существам — к растению, к животному, к природе, которая постоянно представляет для нас ту правду, красоту и добро, которых мы ищем и желаем. Во всех веках и у всех людей ребенок представлялся образцом невинности, безгрешности, добра, правды и красоты. Человек родится совершенным — есть великое слово, сказанное Руссо, и слово это, как камень, останется твердым и истинным. Родившись, человек представляет собой первообраз гармонии, правды, красоты и добра. Но каждый час в жизни, каждая минута времени увеличивают пространства, количества и время тех отношений, которые во время его рождения находились в совершенной гармонии, и каждый шаг и каждый час грозит нарушением этой гармонии, и каждый последующий шаг, и каждый последующий час грозит новым нарушением и не дает надежды восстановления нарушенной гармонии»