Лето радужных надежд - [49]
– Зато у тебя график вольный, – сказала Юля. – А мне нужно являться строго к десяти. Так что мне пора, – она чмокнула Степу в щеку, вытащила наевшегося Яську из детского стульчика и ссадила на пол, а сама заметалась по дому, одеваясь и собираясь на выход.
Степа прикончил яичницу, допил крепкий чай и взял тряпку. Стол и широкое пространство вокруг стола были покрыты выразительными зелеными шлепками, запятыми и точками.
– Яся, мне даже страшно подумать, что будет, когда ты обретешь свободу этих, передвижений. Угу. Когда ты начнешь ходить и даже, мама родная, бегать. И влезать, угу, и влезать на стул, – говорил Степа, стирая произведение капустного экспрессиониста.
– Что бы нам подарить ему? – крикнула Юля из «беленькой» комнатки, прихорашиваясь перед зеркальным шкафом.
Совсем скоро, через пару недель, Ярославу должен был исполниться год.
– Барабан?
– Только через твой труп.
– Тогда новые наколенники, – предложил Степа, смотря, как Быстрый переползает через порожек комнаты и скрывается в сенях.
Трень! В калитку позвонила няня. Степа пошел одеваться, а Юля дала няне необходимые инструкции и, проигнорировав отчаянный крик Яси: «Мама-ааа!», вылетела из дома.
Степа надел рубашку, завязал дурацкий, но обязательный галстук (начальство считало, что риелтор должен выглядеть по-деловому). Когда он станет сам себе хозяин, будет ходить в футболке круглый год. Ну ладно, зимой можно накинуть сверху зипун…
Он вышел во двор, на травку, поиграть пять минут с Быстрым перед отъездом. Их няня, Людмила, расставила колоннообразные ноги, растопырила пышные руки, как футбольный вратарь, и верещала: «Поймаю! Поймаю-поймаю!» Яся уже забыл огорчение от ухода мамы. Он шкодливо смотрел на няню и порывался туда, сюда, как маленький терьер, а потом взвизгнул и побежал на четвереньках прочь.
– Поймаю! Поймаю-поймаю! – ждал в другой стороне Степа.
Яся довольно взвизгнул, когда руки Степы, как неловкие грабли, схватили воздух в сантиметрах от него. Он описал небольшой круг и уткнулся в крыльцо. Слева, метрах в трех, расставила руки няня, справа подмигивал папа. Яся, опираясь на крыльцо, встал на ноги (это он давно умел), посмотрел налево, направо.
– Давай, Быстрый, ползи ко мне, – позвал Степа. – Я тебя на ручки, угу, подброшу, полетаем!
Яся отпустил крыльцо и – миг невесомости – шагнул к отцу.
– Ты шагнул?! – ахнул Степа. – Ты шагнул первый раз! Первый шаг!
Яся сделал и второй в своей жизни шаг, а затем качнулся, бухнулся на коленки и, как ни в чем не бывало, пополз.
– Йуухууу! – взмыл в воздух Степа.
Майя открыла платяной шкаф. Вчера она видела здесь приятное разноцветье – как в ухоженном, с выдумкой созданном саду: тут и пионы, и жасмин, и розы двадцати оттенков, и краснолиственный клен, и чего только нет. А сейчас вдруг подумала: пора сбрасывать балласт. Кто знает, сколько ей осталось жизненного пути, и в новый этап путешествия (длинный? короткий?) надо вступить налегке. Метафора пути сделалась очевидной, так как поездка в Израиль приблизилась, обросла конкретными деталями писем, выписок из истории болезни, снимков, анализов и прочих бумаг. Перелет в Тель-Авив – путешествие до Тивериадского озера, где на берегу стоит клиника с малопроизносимым названием, там, где когда-то гремели библейские битвы – а теперь на битву отправляется она, Майя. На битву с болезнью, исход которой, разумеется, пока не известен.
Но если возвращаться к одежде, то были вещи, которые она просто не носила. Стоило бы их отдать. Вот там, слева, – бежевый тренч, лет пятнадцать назад купленный в Лондоне, потому что в ту секунду ей подумалось, что как же, классическая вещь, надо брать, а средства, щедро отпускаемые сыном, позволяли. Нет, не надо было. Можно его отдать… Степиной жене! Да. У них почти один размер, Юля тоже худощавая, разве что пониже сантиметра на четыре, отлично, решено. А эти палантины, например? Эти три не надевала ни разу. Блеклые… «сдержанно элегантные», как говорил продавец. Тоже купила на отдыхе, поддавшись красоте европейского города, захотелось увезти с собой кусочек той двумя тысячелетиями выпестованной красоты, а тут – лавочка, на туристов рассчитанная… Зря купила, скукотища. Но ведь есть женщины, которых бы что-то такое, сдержанное, украсило. Кого бы украсила сдержанность?.. Ингу. Почему-то перед взглядом возникла она, Степина учительница, которой, если уж честно говорить, вся их семья была многим обязана. Майя вспоминала ее за последние две недели не раз, думая, что зря она сорвалась на беднягу, и усталость из-за жары ей не оправдание. Тем более что рявкать, как сторожевой пес, при сыне на эту женщину в нелепых ромашках не было нужды. Майя знала, видела, каких девиц и дам выбирает ее блестящий сын – красавиц, умеющих подавать свою красоту, стильных, знающих, что к чему в женском арсенале. И не надо называть их пустышками. Когда-то она так же думала про Алену, а оказалось, что у русалки с мокрыми глазами есть стержень… Так, Майя снова ушла в мыслях от темы. А тема одна: надо извиниться. Хватит откладывать!
Она набрала номер Инги и коротко спросила, может ли зайти к ней ненадолго… Например, сегодня. Уроки, конечно… Когда освободитесь? Прекрасно, в три часа буду. Майя сразу заказала такси на без четверти три. Она сняла с полки молочный палантин с синим неброским узором – добавит к извинениям, после чего желание разбирать шкаф ушло, будто один звонок истощил ее силы. Нет, неверно: просто тело решило, что теперь нужно сберечь силы для предстоящей поездки и разговора, и размякло.
Юля стремится вырваться на работу, ведь за девять месяцев ухода за младенцем она, как ей кажется, успела превратиться в колясочного кентавра о двух ногах и четырех колесах. Только как объявить о своем решении, если близкие считают, что важнее всего материнский долг? Отец семейства, Степан, вынужден работать риелтором, хотя его страсть — программирование. Но есть ли у него хоть малейший шанс выполнить работу к назначенному сроку, притом что жена все-таки взбунтовалась? Ведь растить ребенка не так просто, как ему казалось! А уж когда из Москвы возвращается Степин отец — успешный бизнесмен и по совместительству миллионер, — забот у молодого мужа лишь прибавляется…
Читателя, знакомого с прозой Ильи Крупника начала 60-х годов — времени его дебюта, — ждет немалое удивление, столь разительно несхожа его прежняя жестко реалистическая манера с нынешней. Но хотя мир сегодняшнего И. Крупника можно назвать странным, ирреальным, фантастическим, он все равно остается миром современным, узнаваемым, пронизанным болью за человека, любовью и уважением к его духовному существованию, к творческому началу в будничной жизни самых обыкновенных людей.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.
Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.
Популярный глянцевый журнал, о работе в котором мечтают многие американские журналисты. Ну а у сотрудников этого престижного издания профессиональная жизнь складывается нелегко: интриги, дрязги, обиды, рухнувшие надежды… Главный герой романа Захарий Пост, стараясь заполучить выгодное место, доходит до того, что замышляет убийство, а затем доводит до самоубийства своего лучшего друга.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!