Лето после конца света - [2]
— Я же говорила!
Ветка кинулась разгребать песок голыми руками — и через несколько минут перед ребятами из земли забил маленький родник.
— Живем, — обрадовался Серый. — Надо будет камней принести, дно и стенки вокруг выложить. У нас так делали…
Он отвернулся. Вспоминать о прошлом Серый не слишком любил.
— Принесем, — кивнул Данька.
— Это простой вода? — спросил Игорь.
— Простая, — кивнул Данька. — Не живая и не мертвая.
— Хорошо бы живую найти, — мечтательно протянул быстро успокоившийся Серый. — Или мертвую. Лечить бы можно было.
Игорь опустился на колени перед родничком и тихо зашептал что-то на родном языке, а потом осторожно зачерпнул воду ладонью и сделал глоток.
— Вкусно, — сказал он.
Первым на Пустошах обосновался Данька, который не мог больше выносить тишины в ставшем неожиданно большим и пустым доме. Бабушка, потеряв на войне обоих сыновей и мужа, словно ушла в прошлое, где все были живы — и ей там было хорошо. Она часами разговаривала с мертвыми, не обращая внимания на живого внука, и Даньке пришлось заботиться о себе — да и о ней тоже — самому. Он стоял в очереди за карточками, водил бабушку получать пенсию на себя и сиротское пособие на него, сам эти карточки отоваривал, сам готовил, кое-как стирал — вечером, когда давали электричество, безуспешно обивал пороги на заводе, куда брали учеников только с четырнадцати лет…
И, когда становилось совсем уже невыносимо, уходил в Пустоши.
Чтобы вернуться почти в тот же миг — оставлять надолго бабушку он боялся.
Так на него, свернувшегося у небольшого костерка, и вышли Витька с Веткой.
— Здорово, — поприветствовал его Витька, — к огню пустишь?
И произнес волшебные слова:
— У нас картошка есть.
— И хлеба… немножко, — добавила Ветка.
— Садитесь, место не куплено, — буркнул Данька. И неохотно спросил:
— Как вы меня нашли?
Найти его, когда Данька того не хотел, не мог еще никто. Рядом проходили, в шаге-полушаге, да не видели и не слышали. Ни люди, ни даже звери.
— Почуяли, — пожал плечами Витька, — делов-то.
И вытащил из кармана шесть некрупных картофелин.
Витьку с Веткой сюда отправили родители — еще до начала войны. Какие-то у них там в семье возникли непонятные проблемы, от которых близнецов решили отправить подальше к родне. На пару летних месяцев.
А потом возвращаться им стало некуда — и не к кому.
Они несколько дней, встречаясь на Пустошах, осторожно присматривались друг к другу, пока однажды Ветка, побелев, не закричала:
— Вить! Сзади!
И Витька, не вставая с земли и не по-человечески изогнувшись, выставил перед чем-то непонятным сцепленные в замок ладони — словно мяч отбивал. Воздух за его ладонями замерцал и прогнулся, совсем как Барьер, о котором боязливо шептались в очередях.
Ветка что-то тихо зашептала — Данька так и не смог разобрать ни одного слова, пока, наконец, Барьер не исчез, а Витька с тихим стоном не уткнулся сестре в колени.
— Сейчас, — пробормотала Ветка, гладя брата по голове, — сейчас все пройдет… У кошки боли, у собаки боли, у Витьки не боли…
А потом, глядя в то место, где был Барьер, позвала:
— Иди сюда! Мы тебя слышим!
В тумане, заклубившемся вдалеке, стали проступать очертания неясной фигуры. Огромной, словно сказочный великан. Земля дрогнула — раз, другой, третий… все слабее и слабее, словно тот, кто шел к ним, стремительно уменьшался в размере и весе. Мелькнул тусклый серебристый металл, запахло нагретым железом и пластиком, горелой изоляцией — и кровью. Запах человеческой крови даже здесь, в глубоком тылу, был всем слишком хорошо знаком.
— Ветка, — обеспокоенно сказал Витька, — а это не…
— Нет, — ответила его сестра, — он нам не опасен. И ему нужна помощь.
Данька, шагнув вперед, сжал в кармане складной нож. Мало ли… вдруг да понадобится.
Не понадобилось.
Мальчишка был чуть помладше Даньки — лет двенадцати, не больше. Маленький, тощий, в обожженной и рваной одежде, в которой угадывалась военная форма — вот только такой формы Данька, до войны обожавший всякие военные игрушки, припомнить не мог. Да и вообще — кто возьмет в армию такого сопляка? А ведь взял кто-то.
Ветка бросилась к мальчишке, помогая ему, и тот, словно только этого и дожидался, сделал еще шаг вперед и кулем повалился в ломкую сухую траву.
— Откуда он тут взялся? — ошарашенно пробормотал Витька. — Такое чувство, словно он прямо из боя вырвался…
— Возьми да спроси, как очнется, — хмуро посоветовал Данька.
— Воды побольше принеси! — скомандовала ему Ветка. — Вить, голову ему подержи пока, я сейчас!
И она торопливо побежала к краю Пустоши, где росла уже не мертвая трава, а вполне себе живые и нормальные лопухи и подорожник — правда, втрое больше обычного. А Данька, прихватив старую, уже пожелтевшую от налета пластиковую пятилитровую бутылку, которую прятал от посторонних, поплелся к проржавевшей колонке у края Пустоши за водой.
Кто бы знал, что обычные бутылки станут чуть не на вес золота?
Впрочем, после войны чуть не на вес золота стало почти все.
Когда он вернулся, неся чистую холодную воду — с которой пришлось договариваться, не пропуская муть и ржавчину, — Ветка уже хлопотала над мальчишкой.
— Давай, — потребовала она, и Данька, наклонив бутылку, осторожно налил воду в ее сложенные ковшиком ладони. Ветка, шепча что-то по-прежнему непонятное, стала смывать запекшуюся кровь с лица их нежданного гостя.
"В истории трудно найти более загадочную героиню, чем Жанна д'Арк. Здесь все тайна и мистификация, переходящая порой в откровенную фальсификацию. Начиная с имени, которым при жизни никто ее не называл, до гибели на костре, которая оспаривается серьезными исследователями. Есть даже сомнения насчет ее пола. Не сомневаемся мы лишь в том, что Жанна Дева действительно существовала. Все остальное ложь и вранье на службе у высокой политики. Словом, пример исторического пиара". Так лихо и эффектно начинаются очень многие современные публикации об Орлеанской Деве, выходящие под громким наименованием — "исторические исследования".
Приняв мученическую смерть на Голгофе, Спаситель даровал новой вере жизнь вечную. Но труден и тернист был путь первых христиан, тысячами жизней заплатили они, прежде свет новой жизни воссиял во тьме. Целых три века их бросали на растерзание хищным животным, сжигали на кострах и отрубали головы только за одно слово во славу Христа.
Юмор и реальные истории из жизни. В публикации бережно сохранены особенности авторской орфографии, пунктуации и лексикона.
Размышления о тахионной природе воображения, протоколах дальней космической связи и различных, зачастую непредсказуемых формах, которые может принимать человеческое общение.
Книга включает в себя две монографии: «Христианство и социальный идеал (философия, право и социология индустриальной культуры)» и «Философия русской государственности», в которых излагаются основополагающие политические и правовые идеи западной культуры, а также противостоящие им основные начала православной политической мысли, как они раскрылись в истории нашего Отечества. Помимо этого, во второй части книги содержатся работы по церковной и политической публицистике, в которых раскрываются такие дискуссионные и актуальные темы, как имперская форма бытия государства, доктрина «Москва – Третий Рим» («Анти-Рим»), а также причины и следствия церковного раскола, возникшего между Константинопольской и Русской церквами в минувшие годы.
Небольшая пародия на жанр иронического детектива с элементами ненаучной фантастики. Поскольку полноценный роман я вряд ли потяну, то решил ограничиться небольшими вырезками. Как обычно жуткий бред:)