Лето на Парк-авеню - [72]

– Обо мне? И что же?

– Расслабься, – он накрыл мою руку своей и погладил. – Только хорошее. Открывается вакансия в «Добром домоводстве». Редакторская должность. Начальная зарплата почти вдвое выше твоей нынешней.

– Погоди… Ты говоришь о редакторской должности для меня?

– Да, для тебя, – он рассмеялся. – Ты произвела на них впечатление. Я сказал им, что считаю тебя превосходной кандидатурой и…

– Как это? Я же не редактор.

– Научишься. Ты умная. Глазом моргнуть не успеешь.

– Но я хочу быть фотографом, а не редактором. К тому же, я не оставлю Хелен.

– Я знаю, ты не хочешь бросать ее, но давай посмотрим в лицо фактам: если этот номер провалится…

– Не говори так. Он не провалится. Хелен не проиграет.

Официант принес напитки, и мы сделали по жадному глотку.

– Эли, я просто пытаюсь тебе помочь.

– Я это ценю, – и это была правда. – Но мне не интересна редакторская должность в «Добром домоводстве». Расскажи им о Бриджет – она бы убила за такую должность.

– Забудь о Бриджет. Я говорю о тебе. Ты ведь понимаешь, высока вероятность, что Хелен уволят, журнал закроют и ты потеряешь работу.

– Я положусь на удачу.

– Я просто хочу тебе помочь.

– Ты хочешь мне помочь? Тогда пригласи меня сегодня к себе домой.

Мы допили коктейли и направились на Парк-авеню.

Он поднял меня на кровать и начал целовать в шею. Он стал медленно раздевать меня, и с каждой расстегнутой пуговицей мои напряжение и рабочие заботы растворялись.

Потом я лежала в томной полудреме, и все мое тело дышало жаром. Нам было так хорошо в постели – мы упивались друг другом – и казалось, это единение должно продолжаться и во внешнем мире. Так что я рассказала ему о выставке фотографий, открывавшейся в тот выходной.

– Хочешь пойти?

– Что? А ты?

Он потянулся через меня за сигаретами на тумбочке.

По комнате прошел легкий сквозняк, и я покрылась гусиной кожей и натянула одеяло.

– Да. Поэтому и спросила.

Он замялся, деловито закурил и выдохнул, внимательно глядя на тлеющий кончик.

– Ну, в общем, да, окей, пойдем.

– Если не хочешь, скажи прямо.

– Просто ведь, – он пожал плечами и стряхнул пепел, – фотография – это твое, не мое.

Я взглянула на часы на тумбочке, рядом с пачкой «Лаки-страйк», пузырьком аспирина и какими-то аскорбинками. Была четверть десятого.

– Мне, пожалуй, пора.

– Останься.

– На завтра большие планы.

– Пожалуйста, – он потянул меня за руку.

– Мне нужно хорошенько выспаться.

Он смотрел, как я одеваюсь, и только перед тем, как я вышла из спальни, он сказал:

– Ну хорошо, я пойду с тобой на выставку.

Придя домой, я позвонила в дверь Труди, и она открыла мне, держа на деревянных плечиках платье без рукавов, с цветочным принтом. Она все вешала на деревянные плечики – результат работы в «Бергдорфе».

– В чем дело? – спросила она. – Я думала, ты с донжуаном.

– Только от него. Не захотела оставаться на ночь.

Я плюхнулась в кресло-качалку и рассказала, как познакомилась с Тэмми в баре и как Эрик предложил мне редакторскую должность в «Добром домоводстве».

– Чтобы я была редактором? Иногда я думаю, Эрик совсем меня не знает.

– Ну, не похоже, чтобы вы с ним много разговаривали, если ты уловила намек.

– Очень смешно, – я закрыла лицо ладонями и застонала. – Ничего не понимаю. Если мы можем ужинать вместе или выпивать перед сексом, почему мы не можем сходить на поэтический вечер или фотовыставку? То есть где кончается интрижка и начинаются настоящие отношения?

– Ты меня спрашиваешь? Я уже полгода не была на свидании.

– Я не знаю, чего хочу. И чего хочет он, тоже не знаю. Он всегда подает мне двусмысленные знаки. Может, я сама себя вожу за нос?

– В каком смысле?

– Ну, может, в глубине души я все же хочу с ним чего-то большего, просто боюсь?

Труди скептически взглянула на меня.

– Окей, хорошо, – признала я. – Может, я не хочу с ним чего-то большего, – я вздохнула. – Но этот наш маленький танец, он так выматывает. И серьезно, у нас с ним ничего общего. Знаю, я говорила, что не хочу отношений, но все равно я заслуживаю лучшего.

– Тут я тебе не советчица, – сказала она, расправляя платье на кровати.

Я стала покачиваться в качалке, слыша скрип дерева. Иногда я думала о романе с Эриком, как о гриппе. О чем-то таком, что подчиняет себе организм и в должный срок проходит. Хелен когда-то говорила мне не ругать себя из-за него.

«Я тебе так скажу про донжуанов: у каждой девушки есть свой… От донжуанов никуда не деться. У каждой девушки, даже самой умной, есть мужчина, которому она не может сказать нет, хоть и понимает, что ничего хорошего не будет».

– Мне нужно твое мнение кое о чем, – сказала Труди. – Жди здесь. Никуда не уходи.

Она юркнула в ванную.

Я продолжала качаться, слыша, как Труди открывает аптечку. В комнате, прямо на паркете, работал портативный черно-белый телевизор. Усы антенны почему-то были выдвинуты не полностью, и по Джонни Карсону в «Сегодня вечером» ползли волнистые полоски. Звук тоже был еле слышен.

– Зачем он вообще у тебя работает? – спросила я.

– Кто работает?

– Телевизор.

– Для компании.

Разговора я почти не слышала, но все равно смотрела на экран, пока Труди не вышла из ванной.

– Ну? – сказала она и нагнулась к моему лицу. – Ты их еще видишь?