Лето на Парк-авеню - [72]
– Обо мне? И что же?
– Расслабься, – он накрыл мою руку своей и погладил. – Только хорошее. Открывается вакансия в «Добром домоводстве». Редакторская должность. Начальная зарплата почти вдвое выше твоей нынешней.
– Погоди… Ты говоришь о редакторской должности для меня?
– Да, для тебя, – он рассмеялся. – Ты произвела на них впечатление. Я сказал им, что считаю тебя превосходной кандидатурой и…
– Как это? Я же не редактор.
– Научишься. Ты умная. Глазом моргнуть не успеешь.
– Но я хочу быть фотографом, а не редактором. К тому же, я не оставлю Хелен.
– Я знаю, ты не хочешь бросать ее, но давай посмотрим в лицо фактам: если этот номер провалится…
– Не говори так. Он не провалится. Хелен не проиграет.
Официант принес напитки, и мы сделали по жадному глотку.
– Эли, я просто пытаюсь тебе помочь.
– Я это ценю, – и это была правда. – Но мне не интересна редакторская должность в «Добром домоводстве». Расскажи им о Бриджет – она бы убила за такую должность.
– Забудь о Бриджет. Я говорю о тебе. Ты ведь понимаешь, высока вероятность, что Хелен уволят, журнал закроют и ты потеряешь работу.
– Я положусь на удачу.
– Я просто хочу тебе помочь.
– Ты хочешь мне помочь? Тогда пригласи меня сегодня к себе домой.
Мы допили коктейли и направились на Парк-авеню.
Он поднял меня на кровать и начал целовать в шею. Он стал медленно раздевать меня, и с каждой расстегнутой пуговицей мои напряжение и рабочие заботы растворялись.
Потом я лежала в томной полудреме, и все мое тело дышало жаром. Нам было так хорошо в постели – мы упивались друг другом – и казалось, это единение должно продолжаться и во внешнем мире. Так что я рассказала ему о выставке фотографий, открывавшейся в тот выходной.
– Хочешь пойти?
– Что? А ты?
Он потянулся через меня за сигаретами на тумбочке.
По комнате прошел легкий сквозняк, и я покрылась гусиной кожей и натянула одеяло.
– Да. Поэтому и спросила.
Он замялся, деловито закурил и выдохнул, внимательно глядя на тлеющий кончик.
– Ну, в общем, да, окей, пойдем.
– Если не хочешь, скажи прямо.
– Просто ведь, – он пожал плечами и стряхнул пепел, – фотография – это твое, не мое.
Я взглянула на часы на тумбочке, рядом с пачкой «Лаки-страйк», пузырьком аспирина и какими-то аскорбинками. Была четверть десятого.
– Мне, пожалуй, пора.
– Останься.
– На завтра большие планы.
– Пожалуйста, – он потянул меня за руку.
– Мне нужно хорошенько выспаться.
Он смотрел, как я одеваюсь, и только перед тем, как я вышла из спальни, он сказал:
– Ну хорошо, я пойду с тобой на выставку.
Придя домой, я позвонила в дверь Труди, и она открыла мне, держа на деревянных плечиках платье без рукавов, с цветочным принтом. Она все вешала на деревянные плечики – результат работы в «Бергдорфе».
– В чем дело? – спросила она. – Я думала, ты с донжуаном.
– Только от него. Не захотела оставаться на ночь.
Я плюхнулась в кресло-качалку и рассказала, как познакомилась с Тэмми в баре и как Эрик предложил мне редакторскую должность в «Добром домоводстве».
– Чтобы я была редактором? Иногда я думаю, Эрик совсем меня не знает.
– Ну, не похоже, чтобы вы с ним много разговаривали, если ты уловила намек.
– Очень смешно, – я закрыла лицо ладонями и застонала. – Ничего не понимаю. Если мы можем ужинать вместе или выпивать перед сексом, почему мы не можем сходить на поэтический вечер или фотовыставку? То есть где кончается интрижка и начинаются настоящие отношения?
– Ты меня спрашиваешь? Я уже полгода не была на свидании.
– Я не знаю, чего хочу. И чего хочет он, тоже не знаю. Он всегда подает мне двусмысленные знаки. Может, я сама себя вожу за нос?
– В каком смысле?
– Ну, может, в глубине души я все же хочу с ним чего-то большего, просто боюсь?
Труди скептически взглянула на меня.
– Окей, хорошо, – признала я. – Может, я не хочу с ним чего-то большего, – я вздохнула. – Но этот наш маленький танец, он так выматывает. И серьезно, у нас с ним ничего общего. Знаю, я говорила, что не хочу отношений, но все равно я заслуживаю лучшего.
– Тут я тебе не советчица, – сказала она, расправляя платье на кровати.
Я стала покачиваться в качалке, слыша скрип дерева. Иногда я думала о романе с Эриком, как о гриппе. О чем-то таком, что подчиняет себе организм и в должный срок проходит. Хелен когда-то говорила мне не ругать себя из-за него.
«Я тебе так скажу про донжуанов: у каждой девушки есть свой… От донжуанов никуда не деться. У каждой девушки, даже самой умной, есть мужчина, которому она не может сказать нет, хоть и понимает, что ничего хорошего не будет».
– Мне нужно твое мнение кое о чем, – сказала Труди. – Жди здесь. Никуда не уходи.
Она юркнула в ванную.
Я продолжала качаться, слыша, как Труди открывает аптечку. В комнате, прямо на паркете, работал портативный черно-белый телевизор. Усы антенны почему-то были выдвинуты не полностью, и по Джонни Карсону в «Сегодня вечером» ползли волнистые полоски. Звук тоже был еле слышен.
– Зачем он вообще у тебя работает? – спросила я.
– Кто работает?
– Телевизор.
– Для компании.
Разговора я почти не слышала, но все равно смотрела на экран, пока Труди не вышла из ванной.
– Ну? – сказала она и нагнулась к моему лицу. – Ты их еще видишь?
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Великий мастер японской каллиграфии переживает инсульт, после которого лишается не только речи, но и волшебной силы своего искусства. Его ученик, разбирая личные вещи сэнсэя, находит спрятанное сокровище — древнюю Тушечницу Дайдзэн, давным-давно исчезнувшую из Японии, однако наделяющую своих хозяев великой силой. Силой слова. Эти события открывают дверь в тайны, которые лучше оберегать вечно. Роман современного американо-японского писателя Тодда Симоды и художника Линды Симода «Четвертое сокровище» — впервые на русском языке.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.