Лето на Парк-авеню - [66]
– Что ты делаешь? – сказала я резче, чем ожидала.
– У меня просто месячные начались, – сказала она, качая головой. – Думала найти у тебя прокладку.
– С другой стороны, в нижнем ящике.
Мой голос все еще звучал резко, помимо моей воли. Мне было неприятно, что она рылась в моих вещах.
– Ты меня спасаешь, – сказала она, доставая «Котекс». – Приятно все же знать, что я не залетела.
Она рассмеялась, пытаясь сбросить напряжение.
– Могу я еще чем-нибудь помочь? – я посмотрела на свои часы, избегая ее взгляда.
– Спасибо еще раз. Ты правда меня спасаешь.
– Что ж, хорошо, что я вовремя вернулась.
– Это точно.
Она не уловила моего сарказма или намеренно не заметила его.
Я схватила ключи, окинула взглядом стол, пытаясь понять, не поживилась ли Марго чем-нибудь еще, и отбыла на встречу с Эриком.
Я еще ни разу не была в «Кинсе», который тоже входил в список лучших ресторанов Эрика. Он сказал, что это место славится своим каре барашка и впечатляющей коллекцией «церковных старост». Я понятия не имела, что это за старосты такие, пока не увидела на потолке ряды длинных курительных трубок из белой глины. Отдельные экземпляры достигали фута в длину.
Эрика нигде не было видно, так что я села за барную стойку и стала ждать его. Это было чисто мужское заведение, сплошь темное дерево и, конечно, батареи этих трубок. Бармен был благодушным малым с большими, круглыми глазами, и я отметила, что он часто моргает, объясняя мне, что раньше это заведение было клубом трубокуров.
– Клуб курителей трубок Кинса насчитывал в свои лучшие дни свыше девяноста тысяч членов, – сказал он, ополаскивая стаканы в ведре под стойкой. – Отдельные трубки относятся к девятнадцатому веку. И все, кто хоть чего-то добился, оставили свои трубки Кину. У нас там трубка Тедди Рузвельта. И Альберта Эйнштейна, и Джей Пи Моргана, и даже Крошки Рута.
Он продолжал болтать со мной, как это обычно делают бармены, когда за стойкой сидит одинокая девушка. Тем самым они, по-видимому, не дают другим мужчинам докучать прекрасной даме. Пока он болтал и готовил мне мартини, я рассматривала висевшую передо мной картину с голой женщиной. Женщина вальяжно раскинулась на оттоманке, озирая барное пространство.
– Готова спорить, она кое-что повидала за годы, – сказала я, указывая на нее бокалом.
– А, это мисс Кинс, – бармен указал за плечо большим пальцем, улыбнувшись и моргнув.
– Кто художник?
– Это одна из великих тайн. Никто не знает, кто написал ее. Некоторые считают, художник пытался повторить «Маху обнаженную» Гойи. Правда, прелесть?
Он продолжал рассказывать мне об этой картине и трубках, пока я потягивала мартини. Эрик все не показывался. Бармен, с которым я успела подружиться, сделал мне второй мартини.
– Вам бы не помешало поесть чего-нибудь, – сказал он, протягивая мне меню.
Единственное, что я могла себе позволить, это стейк-бургер «Мисс Кинс» за доллар семьдесят пять.
– Подаем без булочки, – бармен подмигнул мне. – Смекаете? Мясо в голом виде.
– Полагаю, можно заказать ломтик помидора или лист салата вместо неглиже.
Он рассмеялся.
Бургер «Мисс Кинс» был восхитителен, но оказался не способен перебить джин. Я то и дело поглядывала на дверь и обводила взглядом ресторан, надеясь увидеть Эрика, но тщетно. Когда я доела бургер, было без четверти восемь, и мне надоело ждать. Я оплатила счет, благодарная бармену, что он не посчитал второй мартини, и направилась к метро «Джеральд-сквер».
Я села в поезд и прислонилась головой к прохладному оконному стеклу. Я была вне себя на Эрика – это ведь он настаивал на встрече. Может, он решил проучить меня? Наказать за то, что я не вырвалась к нему на ланч? Я не могла понять, как все стало таким сложным? Куда девалось наше непринужденное веселье? Я сама на себя злилась и задавалась вопросом, сколько я готова вытерпеть ради классного секса?
По дороге от метро до дома злость слегка улеглась, но хмель еще не выветрился. Теперь мне просто хотелось принять аспирин и лечь спать. В квартире было душно, но не успела я открыть окно, как зазвонил телефон. Я сбросила туфли на шпильках и подошла босиком к телефону, чувствуя приятную прохладу кухонного пола. Это был Эрик.
– Почему ты ушла?
Задним фоном слышались голоса людей, и я подумала, что он звонит по таксофону из «Кинса».
– Я прождала больше часа, – зажав трубку между ухом и плечом, я расстегнула молнию на платье, и оно соскользнуло с плеч на пол. – Если бы я просидела дольше, кому-то пришлось бы меня выносить.
– Ну прости, – в его голосе слышалось искреннее сожаление. – Меня затащили на заседание с Димсом и Берлином. Не мог вырваться. Примчался, как только смог. Бармен сказал, ты уже ушла.
Мне хотелось поверить ему, но я все еще была на взводе.
– Ну что ж, – сказала я в повелительно-равнодушной манере.
– Эли, мне правда жаль. Давай увидимся сейчас. Я могу к тебе приехать.
– Уже поздно. Я пьяная. Буду спать.
– Эли, пожалуйста. Мне нужно увидеть тебя.
– Увидишь завтра. Спокойной ночи, Эрик.
Несмотря на съеденный бургер, джин все еще кружил мне голову. Я взяла пузырек с аспирином и стала набирать воду из кухонного крана, как вдруг телефон зазвонил снова.
Сюрреализм ранних юмористичных рассказов Стаса Колокольникова убедителен и непредсказуем. Насколько реален окружающий нас мир? Каждый рассказ – вопрос и ответ.
Что делать, если Лассо и ангел-хиппи по имени Мо зовут тебя с собой, чтобы переплыть через Пролив Китов и отправиться на Остров Поющих Кошек? Конечно, соглашаться! Так и поступила Сора, пустившись с двумя незнакомцами и своим мопсом Чак-Чаком в безумное приключение. Отправившись туда, где "розовый цвет не в почете", Сора начинает понимать, что мир вокруг нее – не то, чем кажется на первый взгляд. И она сама вовсе не та, за кого себя выдает… Все меняется, когда розовый единорог встает на дыбы, и бежать от правды уже некуда…
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).