Лето на Парк-авеню - [53]

– Конечно, они говорят разные вещи, – сказала я. – Но в целом посыл тот же. Хелен Гёрли Браун всецело за то, чтобы женщина строила карьеру.

– Да, – сказала Лесли, – чтобы стать интересней мужчинам.

– И она считает, что женщина должна быть независимой, – продолжала я. – Она считает, что женщина должна жить самостоятельно, иметь свое жилье.

– Ага, чтобы было, где ублажать мужчин, – сказала Марго. – Разве не видишь? Хелен Гёрли Браун продолжает нам внушать, что мы не можем быть самодостаточны без мужчины. А Бетти Фридан говорит, что в нас самих есть все, что нам нужно.

Я понимала точку зрения Марго, и пусть я не во всем соглашалась с Хелен, она была моей начальницей и одинокой волчицей, а я всегда симпатизировала тем, кто сражается с превосходящими силами. Когда люди нападали на ее идеалы, я непроизвольно становилась на ее сторону.

Марго прервала мои мысли.

– Взять эту женщину – подругу твоей мамы – ты же не скажешь, что она сидит и ждет, пока ее осчастливит муж.

– Она не замужем, – сказала я.

– Не замужем? – Бриджет была в шоке.

– Это только подтверждает мою точку зрения, – сказала Марго.

– Но, – сказала я, – по-моему, Хелен Гёрли Браун и Бетти Фридан, обе призывают нас к тому, чтобы мы жили насыщенной, счастливой, волнующей жизнью – с мужчинами или без. Просто у каждой из них свои методы.

– Я не уверена, о чем вообще мы тут спорим, – сказала Кэрол, новая секретарша из отдела распространения, которую взяли через неделю после меня. – Кто-нибудь из вас может честно сказать, что она не хочет выйти замуж и завести семью?

Повисло молчание. Я смотрела на машины, рывками продвигавшиеся по Амстердам-авеню, и ерзала на стуле, думая о Майкле, единственном мужчине, за которого я думала выйти, которого представляла отцом моих детей.

– Конечно, я хочу мужа и семью, – сказала Пенни наконец. – Но не сейчас. Потом.

– Как и я, – сказала Марго.

– Я тоже, – Лесли кивнула. – Я еще хочу кое-что успеть.

– Например? – спросила Кэрол.

– Я хочу быть писательницей, – сказала Пенни.

– А я – редактором, – сказала Бриджет.

– Я хочу быть фотографом, – сказала я.

– А я стану дизайнером одежды, – сказала Марго.

Мы все смотрели на Кэрол, крепко обхватившую свою чашку кофе.

– Извините, – сказала она смущенно, – но я не такая, как вы. У меня нет этих больших, гламурных целей. Конечно, мне бы хотелось что-то сделать – я бы хотела путешествовать и, может, заняться живописью или лепкой. Я не хочу просто сидеть дома и печь пирожки. Но, по большому счету, я была бы счастлива просто встретить приятного человека, выйти замуж и растить наших детей.

Я ожидала, что остальные набросятся на нее, но, к моему удивлению, никто ничего не сказал. Мы притихли, и звуки города – сирены, крики людей, собачий лай – проступили неожиданно отчетливо, вызывая чувство неловкости. Словно бы Кэрол высказала некую постыдную правду, которую все мы скрывали. Даже я.

Называть «Дакоту» своим домом – это впечатляло. Все эти колоссальные пропорции, фронтоны, мансарды и изысканные арочные своды придавали отелю сходство с готическим замком. Я подошла к главному входу, и меня приветствовал портье в форме, который позвонил Элейн сообщить о моем визите и проводил меня к лифту, препоручив другому служащему в форме, доставившему меня на пятый этаж.

Элейн открыла мне дверь раньше, чем я нажала звонок. На ней была свободная туника кремового цвета, с черной оторочкой по рукавам и воротнику, а ее серебристые волосы рассыпались по плечам. Хай-фай система играла плавную музыку, что-то джазовое.

– У вас шикарный дом, – сказала я, входя в комнату с изумрудно-зелеными портьерами, элегантной софой и пухлыми стульями в тон. Хрустальная люстра в прихожей бросала мерцающий свет на богатый пол красного дерева. Я не слишком хорошо рассчитывала пространство, но потолки здесь, на мой взгляд, были не ниже двенадцати футов.

– Рада, что тебе нравится. Что тебе налить? Мартини?

Она подошла к стеклянной тележке с коричневыми и голубыми бутылками джина, бурбона, водки и вина; там же стояло серебряное ведерко со льдом, только начавшее покрываться испариной, словно его недавно наполнили.

– Мартини будет в самый раз.

Заметив, что я обхожу коврик из зебры на полу гостиной, Элейн сказала со смехом:

– Не думай, этот козлик тебя не укусит. Можешь ходить по нему, – она налила джина и вермута в серебряный шейкер. – Я почти закончила с декором. Во всяком случае, пока. Наверно, скоро мне опять это надоест, и я все переделаю.

– Это вы сделали? Сами? Без декоратора?

Она улыбнулась, как бы говоря, «подумаешь», и налила два мартини, оставив идеальное пространство для оливок.

– Это хобби, – она протянула мне бокал и деликатно чокнулась с ним. – Теперь рассказывай, как у тебя дела на работе?

– Гораздо лучше, спасибо вам.

– Надеюсь, тот молодой человек… напомни его имя.

– Эрик.

– Верно, Эрик. Надеюсь, он хорошо себя ведет?

– Он больше меня не потревожит.

Я отпила еще мартини. Эрика я не видела после той вечеринки, и меня это устраивало. Было грустно, что все кончилось, но он мне надоел, и я радовалась при мысли, что вовремя раскусила его. Теперь я была в безопасности. Мое сердце больше не было в его власти.