Лето на Парк-авеню - [48]

– Чем тебе веснушки помешали? – спросила я, заходя в ванную за жидкостью для снятия лака.

– Ненавижу их.

– Но они такие милые.

– То-то и оно. Меня уже достало быть милой. Я всю жизнь это слышу, и с меня хватит.

– Быть милой не так уж плохо, – сказала я, перебирая в аптечке пузырьки «Анацина», сиропа от кашля и молочка магнезии. – Уверена, уйма женщин хотели бы, чтобы их называли милыми.

Я протянула ей пузырек, и она присела на край кровати.

– Мне просто хочется быть сексуальной и изысканной, для разнообразия. Но это невозможно, пока ты усеяна веснушками.

– Но ты очаровашка, – сказала я и поняла, что она меньше всего хотела это услышать.

Но это была правда, и чем больше она грустнела при мысли о том, какая она очаровашка, тем очаровательней становилась.

Я зашла за шкаф и сбросив халат, накинула платье с голубой вставкой на груди и рукавами-воланами.

– Ух ты, посмотрите на нее, – сказала Труди. – Это новое?

– Сделала себе подарок. Увидела на стойке уценки в «Александре».

Я чуть повернулась, изучая себя в зеркале на дверце шкафа.

– Тебе бы надо заглянуть в «Бергдорф». Нам, продавщицам, делают скидки, ты же знаешь. Я могла бы купить для тебя, а ты бы мне потом вернула.

– Даже с твоей скидкой «Бергдорф» мне не по карману. Мне и это покупать не следовало, – сказала я, думая о том, как распорядилась тем, что оставалось от отцовской двадцатки. – Обошлось мне почти в девять долларов.

– Что ж, выглядишь отпадно. Не знала, что у тебя свидание. С Эриком?

– Да нет. Я не иду на свидание.

Хотя я была бы не прочь.

Прошлой ночью я принимала ванну у него, нежась в ароматной пене, расходившейся волнами от струи горячей воды, а он сидел на краю. Когда ванна наполнилась, Эрик встал и сказал, скинув полотенце:

– Ну-ка, подвинься.

Вода плескалась вокруг нас, выливаясь на кафельный пол, пока мы целовались, и Эрик стал покачивать меня, закинув мои ноги себе за спину. Секс в ванной. О таком я тоже не мечтала. Но Эрик был полон сюрпризов и умел удивить меня.

Мне тоже хотелось сделать ему приятное, поэтому, когда он вытер меня махровым полотенцем со своей монограммой и заключил в объятия, я сказала:

– Давай, ты заглянешь ко мне на ужин завтра? Я бы что-нибудь приготовила.

– Правда? Ты готовишь?

– Ну, не так чтобы, – я пожала плечами. – Но могу.

Он рассмеялся, явно польщенный.

– Это мило. Но, может, лучше я тебя свожу куда-нибудь?

– Ты меня так избалуешь, – сказала я.

– Ну и ладно. Что плохого? Уверен, ты не против «Таверны на лужайке».

– Ух ты.

Мама рассказывала мне об этом ресторане, и мне всегда хотелось побывать там. Я была так рада, что он предложил.

– Только завтра я не смогу.

– О.

Я не знала, что еще сказать и принялась увлеченно тереться полотенцем, а потом подумала – все же хорошо, что Бриджет позвала меня на вечеринку субботним вечером.

– В другой раз, – сказал он. – Обещаю.

Он поцеловал меня в шею и принялся щекотать, так что я против желания засмеялась и стала извиваться, уронив полотенце на влажный пол. Мы снова занялись сексом, и я осталась у него на ночь, а утром в субботу он подал мне в постель глазунью.

– Не идешь на свидание? – сказала Труди. – Но выглядишь ты что надо.

– Спасибо, – я склонила голову и вдела в уши серьги. – Иду на вечеринку.

– О.

Я взглянула в зеркало на Труди. Она казалась чуть обиженной, и я ее понимала. У нас было заведено, что если никто из нас не спешит на свидание или еще какое-то мероприятие, субботний вечер – наш. Мы шли в кино или театр, а могли и разориться на кафе. Труди всегда включала меня в свои планы, и несколько моих первых недель в Нью-Йорке я бы без нее не знала, куда себя деть.

– А хочешь, идем вместе?

– В таком виде? – она указала на свое лицо. – Нет уж. Но спасибо. Я пойду схоронюсь в темноте кинотеатра. Недавно вышла новая картина с Фрэнки Авалоном и Аннетт Фуничелло, – она взглянула в зеркало и отвернулась. – Ты сама добраться сумеешь? – спросила она, зная, что метро все еще сбивало меня с толку, особенно в случае пересадок в вечернее время.

– Бриджет встретит меня на станции «Семьдесят седьмая улица».

Перед выходом я взглянула на Труди и сказала:

– А насчет твоих веснушек – пусть будут. Без них ты была бы не совсем собой. И когда-нибудь какой-нибудь мужчина влюбится в эти веснушки. Помяни мое слово.

Вечеринка была в квартире у Кэти Мерфи, секретарши в журнале «Город и село», жившей на перекрестке 33-й и Мэдисон-авеню. Мы с Бриджет встретились с Марго, Лесли и Пенни на станции метро «Джеральд-сквер» и вместе прошли несколько кварталов. Вечер был по-весеннему прохладным. Казалось, вот-вот пойдет дождь, но нам повезло. Никому не хотелось тащить с собой зонтик, и мы положились на удачу.

Поднимаясь по лестнице, я слышала громыхавшую песню «Я врубаюсь во что-то хорошее» группы «Херман Хермитс». На площадке третьего этажа люди танцевали в дверях и высыпали в прихожую. Заглянув в квартиру, я почувствовала себя так, будто попала на одну из вечеринок Холли Голайтли. В воздухе клубился сигаретный дым, точно туман на Гудзоне. Каждый держал какую-нибудь выпивку: вино, виски, джин или пиво. Очаровательные мужчины и стильные женщины. Какая-то рыжая дама в психоделическом костюме танцевала сама по себе, размахивая сигаретой с дюймом пепла, грозившего свалиться при каждом движении.