Лето на Парк-авеню - [46]

Хелен понимала, что «Плейбой» воплощает собой все то, чего не переваривал Хёрст. Больше всего наследники Хёрста боялись, что Хелен превратит «Космополитен» в женский вариант «Плейбоя». Когда она обратилась ко мне с просьбой организовать встречу с мистером Хефнером, я подняла взгляд от блокнота и сказала:

– Вы уверены, что не хотите, чтобы я зарезервировала столик на ланч в каком-нибудь заведении?

– Ой, прошу тебя, – она закурила и рассмеялась. – Берлин со своими миньонами все равно пронюхают, что я встречалась с Хью. С таким же успехом я могу принять его здесь, у себя в кабинете, и сберечь средства компании, чтобы не оплачивать этот ланч. Особенно после того счета из «21». Фух. К тому же, – добавила она с озорной улыбкой, – мне нравится щекотать Хёрсту нервы. Это лишает их устойчивости и дает мне преимущество.

Хью Хефнер оказался симпатичным мужчиной с квадратной челюстью, выдающимся носом и темной шевелюрой, свисавшей на высокий лоб. Он был учтив и обворожителен, настоящий щеголь в классическом костюме и при галстуке. Он курил трубку, выпуская клубы ароматного дыма.

– Я провожу вас в кабинет миссис Браун, – сказала я. – Следуйте за мной, пожалуйста.

Немало знаменитостей побывало в редакции «Космополитена», особенно после того, как здесь обосновалась Хелен Гёрли Браун. Как-то раз Лорен «Бетти» Бэколл заглянула просто поздороваться. Так же к ней забегали Генри Фонда и Тони Кёртис, и другие звезды, снявшиеся в экранизации «Секса и одинокой девушки». Но визит мистера Хефнера вызвал наибольшее волнение. Все в офисе знали, кто он такой, и даже самые заскорузлые консерваторы провожали его взглядом, так что я словно видела вопросительные знаки у них над головами.

Когда я провела его в кабинет Хелен, она вскочила с софы и обняла его, как старого друга.

– О, Хью, – пропела она, – так рада видеть тебя.

Я принесла им кофе и вышла, закрыв за собой дверь. Они общались несколько часов, и шушуканье сотрудников в коридорах нарастало.

Перед женским туалетом меня подловила Марго.

– Что он здесь делает? – спросила она.

– Я не знаю. Она просто попросила меня организовать встречу.

Я уже хотела идти, но Марго схватила меня за руку и оттащила в сторонку.

– Нет, погоди, это правда?

– Что правда?

– Она собирается превратить «Космополитен» в «Плейбой» для женщин?

– Если ты о том, думает ли она печатать фотографии полуголых мужчин с оттопыренным задом, это вряд ли.

– Я серьезно.

Она заламывала руки, не в силах сдерживать напряжение.

– Почему тебя все это так волнует?

– Да просто, – Марго смолкла и огляделась прежде, чем продолжить. – Я просто не хочу, чтобы ты потеряла работу. А если она попробует копировать «Плейбой», Хёрст уволит ее и тебя вместе с ней.

Я была бы тронута, если бы думала, что она искренне переживает за меня. Но я не доверяла Марго и не осмеливалась ей сказать, что Хелен никогда не уволят, поскольку выкуп ее контракта обойдется Хёрсту в целое состояние.

– Ты слишком волнуешься, – сказала я. – Все будет в порядке. Она знает, что делает.

Я пошла по коридору, думая о том, как Хелен нравится щекотать Хёрсту нервы, и меня радовала мысль, что в этот момент кто-то – вероятно, Джордж – уже докладывает Димсу по телефону о визите Хью Хефнера.

Глава четырнадцатая

Однажды субботним утром, после завтрака с Труди, я вошла к себе в подъезд и остановилась у почтовых ящиков. Открыв свой, я с удивлением обнаружила что-то, помимо счетов.

Я сразу узнала почерк и вскрыла конверт, поднимаясь по лестнице. Оттуда выскользнула новенькая банкнота в двадцать долларов и спланировала мне под ноги. Также в конверте была записка, всего из нескольких слов: «Кажется, ты это обронила». Подписи не было. Но я и так все поняла. Это отец передавал привет. Я подняла банкноту и улыбнулась, предавшись воспоминаниям.

С самого моего детства отец, бывало, доставал четвертак, пятьдесят центов или даже серебряный доллар и вкладывал мне в ладонь со словами: «Кажется, ты это обронила». Это был наш с ним секретик – или я так считала. Может, мама и знала об этом, а может, и нет. Иногда я клала монетку в копилку в виде хрюшки, а иногда просто в карман, чтобы тут же потратить на шоколадку или газировку.

Войдя к себе в квартиру, я позвонила отцу.

– В этом не было необходимости, пап, – сказала я, глядя на его записку.

– Но ты обронила.

Я услышала его смех и шум телевизора или радио задним фоном. Было похоже на матч «Кливлендских индейцев», и я представила отца сидящим в кресле с откидной спинкой, босиком, без шлепанцев. Сколько раз я сидела у него на коленях, а потом, когда была постарше, лежала возле кресла на ковре, подперев голову руками и глядя в телевизор, такая счастливая, хоть и ненавидела бейсбол. Это было счастье такого рода, которое ценишь только задним числом.

– Я решил, тебе не помешает маленькая помощь, – сказал он, – и я знал, что сама ты не попросишь.

– Я в порядке, пап, правда. Но врать не стану, лишняя двадцатка мне не повредит.

– Хорошо. Только не трать на такси или модные рестораны.

– Не буду. Обещаю.

Я улыбнулась, открыла буфет и вздохнула, увидев там только жестянку крекеров и банку арахисового масла. В холодильнике было не сильно гуще.