Лето без каникул - [36]

12

Игорь был доволен. Никто не опоздал на работу. А иначе хоть не звони Яблочкиной Все обошлось хорошо. Но об уходе Татьянки он сообщит. Надо вернуть ее. И обсудить Кабанову и Даньку тоже надо обязательно. В общем, в это летнее утро он был в хорошем настроении и, поднимаясь с реки, думал о том, почему летнее утро золотистое, а зимнее — темно-лиловое? И вообще, с чего начинается утро в деревне? С петухов? Нет. Петухи поют среди ночи. С мычания коров? Нет. Стадо идет в поле, когда совсем светло и уже давно наступило утро. Нет, нет, утро начинается не так. Во всяком случае — для него. Он пробуждается до солнца. И, пробуждаясь, не слышит ни всплеска весел на реке, ни рокота трактора. Утро — это и запах трав, и неуверенные голоса птиц за окном, и поеживающаяся дрожь последних мгновений сна, и какое-то ожидание близкой радости.

Игорь вспомнил вчерашнее поручение Русакова. Если нужно опросить каждого — кто где думает учиться, — пожалуйста, он это сделает. Но не сейчас же. А почему бы не сейчас? Многие ребята собираются перед работой у колхозной конторы. Там он и Игната не пропустит — в поле ему мимо правления идти.

Около правления его окружили. Тут и Нинка Богданова, и Рюмахин, и Поляков, и даже Андрей. Был на переправе — проверял, вышел ли с утра на паром Ферапонт. О, да тут еще Тесов, Игнашов.

— Богданова, какой институт? Зоотехнический?

— Есть сельскохозяйственный — зоотехнический факультет. Пиши.

— А ты, Андрей, еще не уподобился Полякову? По-прежнему педагогический?

— Давай и меня…

— Поляков! Ты куда?

— Биологический…

— Как так — биологический? Ты же хотел в институт механизации сельского хозяйства.

— Ребята, генетика призвана совершить революцию в сельском хозяйстве. А кадров генетиков — кот наплакал.

— Илька, в последний раз тебе разрешаем менять специальность, — говорит Игорь, записывая Полякова, и поворачивается к Игнашову. — А ты, Юрий?

— Отказываюсь.

— Почему?

— Считаю, что учиться заочно — все равно что пить чай не внакладку да и не вприкуску, а вприглядку.

— Смешно, конечно, даже остроумно, — сказал Андрей, — а в общем-то, бесполезная игра словами…

— Ему видней, — не стал спорить Игорь, и против фамилии Игнашова написал: «Отказался»…

На крыльцо вышел Русаков. Подозвал Игнашова.

— Поедешь в город за комбикормами. Только смотри, никаких кино. Разрешаю заглянуть на часок к тетке. Понятно?

— Есть заглянуть в кино на часок.

— Да не в кино, а к тетке.

— Иван Трофимович, ведь вам все равно.

— Твоей тетке не все равно.

— Ничего. Она достаточно осведомлена, что ее племянник жив и здоров. Я же у нее был вчера.

— Ладно, один сеанс разрешаю — дневной, конечно. Возвращение не позже шестнадцати ноль-ноль. А в помощь для погрузки возьмешь Рюмахина. Вот и доверенность. Собственно, это чистый бланк с подписью и печатью. Сам заполнишь.

— А почему я должен?

— Неизвестно, где комбикорма. В субботу они были на станции, но их могли переслать на склад заготконторы или в межрайонную базу. Понятно?

— Все будет сделано.

— Бери Рюмахина — и в гараж.

Когда Игнашов с Рюмахиным ушли, у крыльца правления появился заведующий птицефермой Еремей Еремеевич, или, как его в шутку звали в Больших Пустошах, Еремей Курицын.

— Где Богданова?

— Я здесь, — тихо ответила Нина.

— Ты зачем от цыплятника ключи унесла? Кто тебе разрешил?

— Я сама взяла.

— Сама? Ты что из себя понимаешь? И как я должен тебя понимать? — рассвирепел Еремей Еремеевич. — Положи ключи!

— Я ключи вам не отдам, — сказала Нина еще тише, но с таким упрямством в голосе, что Игорь даже удивился: да Нинка ли так разговаривает? А Богданова твердила свое: — Ключи не дам.

Еремей Еремеевич слыл в колхозе человеком солидным, хозяйственным и у многих даже пользовался уважением, тем более, что всей своей осанистой с брюшком фигурой, лысинкой на макушке, медлительной походкой он как бы подтверждал свое право на авторитет. И вдруг какая-то там девчонка отказывается выдать ему, заведующему фермой, ключи от цыплятника. Черт знает что! В другом месте, да с глазу на глаз, он бы эти ключи из нее мигом вытряхнул. Э, да тут и сам Иван Трофимович! И Еремей бросился к нему:

— Не буду больше работать! Снимайте! Ежели каждой девчонке позволено мной помыкать, так лучше при доме сидеть да на огороде копаться. Как-нибудь проживу…

— Постой, постой, Еремей Еремеевич! Мы сейчас все выясним. Нина, — позвал Русаков. — Ты почему не отдаешь заведующему ключи?

— Сказала не отдам — и не отдам.

— Но почему?

— Идемте в цыплятник, сами увидите.

— Будем так чикаться да уговаривать, толку мало будет! — снова крикнул Еремей. — И еще скажу, Иван Трофимович, ежели я сейчас ключей не получу, с себя всякую ответственность за цыплятник снимаю.

— Постой, — остановил его Русаков. — Не горячись, Еремей Еремеевич. Ключи от тебя никуда не уйдут. Только раз такое дело вышло, то надо бы от комсомола представителя взять. Пошли, Игорь!

Игорь совсем не был расположен разбирать конфликт между Ниной и Еремеевым, но все же пришлось подчиниться Русакову, и он пошел вместе с ним в цыплятник. По дороге Еремеев продолжал жаловаться:

— Взяла ключи! Ей, выходит, вера, а мне нет? И пусть! Пусть становится заместо меня.