Лето бабочек - [46]

Но я сказала: «Спасибо, мама, спасибо, папа», – и снова поцеловала маму, а потом обошла стол, чтобы поцеловать отца, и мои шаги отдавались гулким эхом по старому каменному полу. Он не шелохнулся, как будто я вовсе к нему не прикоснулась.

– Сядь, Теодора, – сказал отец, и я сгорбилась на стуле, рядом с мамой, и посмотрела на него. Он вынул сверток с бумагами. – Сейчас я прочитаю тебе один документ, который читали твоей матери, когда ей исполнилось десять лет, а до этого ее матери.

– Бабушке Александре? – тут же спросила я. – Это от нее?

Он начал читать, смотря на меня и скалясь своими мелкими зубами.

– Буду благодарен, если ты выслушаешь меня молча. Поняла?

Я кивнула, еще больше скрючившись на стуле, сжав вместе ноги, а отец поглядел на маму, и она тоже кивнула, и он начал читать, и сначала то, что он читал, вообще никак не впечатлило меня. Это письмо сейчас передо мной: я воспроизвожу его целиком.

Приветствую вас, честные и правдивые,

Во все времена мы высоко ценили заслуги и добрые дела, совершенные Леди Ниной Парр и ее собратьями и хозяевами Кипсейка в славном графстве Корнуолл, в году 1651, во времена, когда мы так мало могли предложить в помощь нашей собственной обороне, во времена, когда большие опасности угрожали нашей свободе и нашим людям. Нам очень приятно воздать благодарность вашей лояльности и терпению и обладать вашим наследием и наследием ваших потомков. Нижеследующим я удостоен чести предоставить мою защиту и служение Леди Нине Парр и ее делу с этого дня и впоследствии, посылая с этим правдивым посланием брошь, которая будет подтверждением времени, проведенного вместе с ней. Внимательно прочитайте надпись, моя госпожа.

Я подтверждаю, что, достигнув возраста десяти лет, любая девочка, рожденная в роду Леди Нины Парр, должна быть проинформирована о следующем: она должна унаследовать Кипсейк и все его земли, и немедленно. Нижеследующим я удостоен чести предоставить мою защиту и служение Леди Нине Парр и ее потомкам с этого дня и впоследствии, и любой человек, который возьмет девочку в жены, должен взять фамилию Парр с того же самого дня, и их дети должны быть Парр, и она, которая одарила меня своей милостью, мудростью и силой, отныне должна продолжить дело предыдущих поколений. Родственникам же наследницы должна выплачиваться пенсия в 1000 фунтов ежегодно, или в другом размере. И настоящим я заявляю, что Кипсейк является единственно собственностью Леди Нины Парр и должен быть унаследован ее потомком-женщиной по достижении возраста двадцати шести лет, и также она должна в той или иной степени провести годы до этого дня в пределах Кипсейка.

С наилучшими пожеланиями удачи,

Король Чарльз II

Отец отложил документ в тишине. Они оба посмотрели на меня.

Через несколько минут, стараясь не выдавать свой страх, я потянула маму за юбку.

– Извините, – прошептала я. – Я не знаю… Что это значит.

– Он твой, – сказала она, и теперь я понимаю, что она говорила с радостью, но я забыла, как звучала радость на ее губах, потому что давно привыкла к ее резкому, безразличному обращению. – Когда тебе исполнится двадцать шесть, это место и все деньги станут твоими, дорогая, а мы твои жильцы, с пенсией на твое усмотрение.

– Спасибо, но я не уверена, что я хочу, – ответила я вежливо. Мне было десять: и мне было это понятно, как сейчас. – Извини, мама, а что будет, если я откажусь?

Отец встал, подошел к тому месту, где я сидела, и ударил меня тыльной стороной ладони. Моя голова откинулась назад; я вытаращила глаза, и я помню, как увидела его волосатые пальцы, сжимавшиеся в кулак, когда он прошел обратно и сел на свое место. Мама ничего не сказала. Думаю, именно в этот момент я потеряла ее навсегда.

– Ты маленькая идиотка, – сказала отец. – Ты будешь делать то, что тебе скажут, как и все остальные делали до тебя, а я тебе расскажу, что здесь твое, а что надо отдать. А теперь закрой свой чертов рот. Поняла?

Не дожидаясь моего ответа, он раздраженно оттолкнул свою недоеденную рыбу, позвонил в колокольчик и закурил трубку. Мама продолжила есть, ее голова наклонилась над газетой. Наступила тишина, нарушаемая только звуком шумящей воды и ветром в деревьях, который проносился над нами.

* * *

1929

Теперь мне пришлось научиться быть молодой леди и не играть целыми днями в полях: каждое утро Джесси причесывала мне волосы до тех пор, пока они не начинали скрежетать и надуваться в ее руках. Мои коленкоровые простые платья и рыбацкие комбинезоны убрали в огромные шкафы, которые стояли в ряд у моей спальни, маленькие столбы коричневого, серого и белого цвета, потерянные в огромном, отдающем эхом пространстве. Я пряталась в них, когда слышала шаги мамы по коридору, потому что не могла вынести то, как она встречалась со мной и была абсолютно ко мне безразлична. Я до сих пор помню ощущение холодного дерева на своей спине, звук шелеста ее юбок, сонную, бессменную манеру напевать себе что-то под нос, и каждый раз я хотела вытянуться, открыть дверь и дотронуться до нее, позвать ее, но я ни разу не осмелилась это сделать.

Еще в последний год я начала заниматься с гувернанткой, и за это я должна быть благодарна отцу, за единственную хорошую вещь, которую он для меня сделал. Отец был животным, но он был хитрым животным: он не желал, чтобы имением владела идиотка, если он собирался и дальше вытягивать из него деньги. У меня должно было быть хорошее образование, чтобы я научилась делать для него деньги.