Летние сумерки - [44]

Как и всюду по Москве, у церквей, которые я объезжал, стояли нищие. Моя соседка по дому, биолог, кандидат наук, жила с двумя дочерьми и старой больной матерью. Она еле сводила концы с концами. Однажды сообщила мне с тревогой в голосе:

— Представляете, последнее время моя мать по вечерам куда-то уходила. Оказалось, просила милостыню у церкви на Соколе. И это моя мать, бывший преподаватель вуза! «Чтобы не сидеть у тебя на шее», — сказала мне. Пенсия-то у нее — кот наплакал, и я получаю копейки. Но, представляете, там от церкви ее гнали другие старухи нищенки, говорили: «это наше место». Она стояла в стороне. Я увидела ее, чуть не упала в обморок. Вот до чего довели людей реформаторы!.. Мать насмотрелась там всяких нищих. И мошенников, и воровок. Рассказывала, как цыганки водили с собой русоволосого ребенка, а потом выяснилось — они его украли у русской женщины. Пока малыша искали, его мать покончила с собой…

Я изредка давал деньги старушкам — таким, как мать соседки, но однажды меня разжалобил молодой мужчина. Я отнес брошюры в церковь Тихвинской иконы Божьей матери на Тихвинской улице, а когда возвращался к машине, увидел его — худого, небритого, в поношенной одежде; он стоял прислонившись к ограде, тускло смотрел себе под ноги и жутко кашлял. Рядом на изгороди висел лист бумаги с надписью: «Я безработный музыкант. Помогите на операцию». Метрах в пяти от этого нищего стоял еще один — бородатый толстяк с костылем, перед ним лежала кепка. Толстяк косился на худощавого и зло цедил:

— Эй, чахоточный! Отойди подальше, а то еще заразишь!

Я сунул в руки музыканта десятку, сел в машину и стал отъезжать от церкви, и вдруг увидел в зеркало: толстяк отклеил бороду и, отбросив костыль, стал пританцовывать. Я остановился и стал наблюдать за ним. А он подошел к музыканту и хлопнул его по плечу, и тот моментально преобразился — приосанился, потянулся, как бы разминая мышцы, заулыбался. Весело перекидываясь словами, они прошли мимо моей машины, и я услышал:

— У меня навар больше! — засмеялся худощавый, доставая из кармана бумажные деньги.

— С тебя ящик коньяка! — загоготал толстяк.

Они перешли на другую сторону улицы и… сели в «иномарки» — один в «Мерседес», другой в Джип; в обеих машинах хохотали девицы, до меня донеслись их визгливые голоса:

— Классно мальчики!.. Круто!.. Прикольно!..

В те дни по телевидению ежедневно, как издевательство над народом, показывали дворцы «новых русских», их отдых на Канарах и Багамах, обжорство в ресторанах, с приглашением за сотни тысяч долларов зарубежных эстрадных звезд и купанием топ-моделей в шампанском. Внезапно разбогатевшие всякие аферисты, без зазрения совести, стремясь перещеголять друг друга, выставляли напоказ свое богатство, «царский» образ жизни. Некоторые, вроде «нищих» на «Мерседесах», докатились до изощренных развлечений.

Однажды художник Евгений Поляков, узнав, что я развожу церковную литературу, сказал мне:

— Я сейчас за городом реставрирую одну церковь. Там есть книжная лавка, привози свои брошюры.

Троицкая церковь, где работал Поляков, находилась за Дедовском в получасе езды по Волоколамскому шоссе. Когда я привез свой груз, Поляков познакомил меня с настоятелем церкви одноногим фронтовиком отцом Василием и с двумя своими напарниками, показал настенные росписи, которые они обновляли масляными красками. Потом художники угостили меня чаем с медом. За чаем Поляков сказал:

— Ты сейчас возвращаешься в город, так? Подвези нашу помощницу Галю, а то днем электрички ходят редко.

Он показал на девушку, которая за секретером раскладывала тюбики с красками. В длинном ситцевом платье, с длинной косой, тянувшейся из-под платка, в простых босоножках, она была прекрасна в своем незатейливом одеянии и выглядела этакой деревенской пастушкой из прошлого века.

Услышав, что о ней говорят, Галя повернулась и, глядя мне прямо в глаза, с невероятной серьезностью, спросила:

— Подвезете?

— Сочту за счастье прокатиться с такой красавицей, — полушутливо сказал я.

Галя смутилась и покраснела.

В машине я решил не выходить из образа веселого старикана:

— Мы с тобой, Галина, внешне похожи, только у тебя коса, а у меня лысина, но в остальном… Смотри, у нас одинаковые носы и уши без мочек, и светлые глаза, ты случайно не моя внебрачная дочь?

Внезапно Галя резко повернулась ко мне:

— Не говорите так!

— Почему?

— Потому что я внебрачная дочь… И приехала в Москву, чтобы разыскать отца.

— Прости меня за дурацкую шутку, — пробормотал я. — А откуда ты приехала?

— Из Пензы.

— Расскажи поподробней, — закурив, серьезно попросил я.

— Что рассказывать, — вздохнула Галя. — Ничего особенного… Я никогда не видела отца, он оставил маму беременной… Нам было тяжело жить. Я носила чужие обноски, мама мыла полы после работы на заводе… Мама умерла в прошлом году… Когда я разбирала ее вещи, нашла адрес отца… Я знаю, мама несколько раз ему писала, но он не отвечал… Я приехала по адресу, но сейчас он в командировке, на следующей неделе приедет, — Галя сжала пальцы и ударила себя по коленке. — Хочу плюнуть ему в лицо за маму. И за все, что мы пережили…

— А где ты остановилась в Москве?