Лети, майский жук! - [36]
— А если их вообще нет?
— Кон! — я ухватилась крепко-крепко за его рукав. — Кон, ты же мне говорил, что они живы! Ты мне обещал!
Кон нахмурил лоб и пожал плечами.
— Обещал? Ничего я не обещал! Не мог обещать, что люди не погибли. Я хотел этого, надеялся, понимаешь, надеялся! — И, помолчав, добавил: — Ну ладно, фрау, посмотрим!
Больше Кон не говорил, да и у меня не было желания разговаривать. Дважды Кона останавливал патруль, он вынимал бумагу с печатью. И каждый раз показывал на разбитые очки, потом на меня и что-то объяснял солдатам. Солдаты смеялись по поводу очков, гладили меня по голове.
— Что ты им говоришь про меня?
— Фрау, я вынужден про тебя врать. Говорю, что ребенок болен, болит горло и живот, и я везу тебя в госпиталь.
Он укоризненно покачал головой.
— Ага! — ухмыльнулась я.
— Ничего не «ага», фрау! Нечего смеяться. Ничего нет смешного. Мама с папой уже дрожат за тебя и ищут тебя, глупая фрау!
Кон достал чертеж отца. Показал мне линию возле Кальвариенштрассе.
— Где это? Покажи, куда сворачивать с большой улицы.
Куда сворачивать? Все теперь выглядело иначе. Я привыкла к воронкам между домами. А теперь было больше воронок, чем домов. Я не знала, где мы находимся. Под виадуком мы уже проехали. Может, мы уже на Ваттгассе? Там, на углу, был мебельный магазин с красной вывеской. А рядом магазин с голубой вывеской и белым лебедем. Но я не видела ни красной вывески, ни белого лебедя. Одни развалины, руины, руины…
Бургомистр
Дыра в ванной
Тяжесть в ногах
Пианино
Кукольный домик
— Ну, фрау, где же мы?
Повсюду были руины, а между ними то тут, то там — редкие уцелевшие дома. К счастью, я увидела церковь. Мы ехали в нужном направлении.
— Поезжай, поезжай дальше! — сказала я.
Раньше с этого места можно было видеть лишь церковный шпиль, серый, крохотный, с золотым сверкающим на солнце крестом наверху. Сейчас же видна была вся церковь, даже крыша с огромной дырой.
Кон продвигался медленно. Ехать становилось труднее и труднее. На улице зияли воронки. Лошади воронки не нравились, она поминутно останавливалась. Кон вынужден был слезать, гладить ее и успокаивать, осторожно проводить мимо ям.
Наконец мы добрались до площади. Ее я узнала сразу, потому что гипсовый памятник бургомистру уцелел. И больше ничего целого вокруг!
— Теперь сворачивай налево!
Кон кивнул, но свернуть ему не удалось. Слева высилась серо-коричневая гора развалин. Пыль, сверкающая на солнце, проникала в нос, резала глаза, забивала глотку. Из руин вынырнул человек. Он разгребал завалы в поисках целых кирпичей. Увидев нас, человек побежал. Побежал так быстро, что кинул только что очищенную кирпичину.
— Постойте! Постойте! Не бегите! Скажите нам! — кричал ему Кон.
Но тот даже не обернулся. Карабкался по обломкам и балкам, вздымая на каждом шагу облака пыли.
— Постойте! Постойте! — Кон спрыгнул с повозки и размахивал планом.
— Оставь ты его! Я знаю, куда ехать.
Но Кон меня не слушал. Он взобрался на груду щебня и устремился за мужчиной. Поднялась целая туча жирной желтой пыли.
— Кон, вернись!
Я хотела вернуть его, поэтому спрыгнула с телеги и тоже взобралась на гору развалин. Эта гора была чуть ли не пяти метров высотой. Идти следовало осторожно. Под ногами было сначала что-то твердое, надежное, но потом вдруг все заколебалось.
Я обнаружила, что стою на кухонном буфете, белом буфете в полоску. Одной ногой упиралась в полочку для хлеба, другой — в полку для посуды. Внезапно под буфетом что-то треснуло, и передо мной разверзлась дыра, такая длинная и широкая, будто ванна, только гораздо глубже. В дыру катились, сыпались, падали со всех сторон обломки кирпича, куски дерева, щебенка, камни. Я тупо смотрела на дыру, видела как она заполняется. Почувствовала нечаянно какое-то шевеление под ногами. Отпрыгнула назад, на конец толстой деревянной балки. Другой ее конец, погребенный под пылью, скрипя, поднялся из развалин. А мой конец стал опускаться.
— Кон! — заплакала я.
Я оказалась по грудь в пыли. Руки у меня были, к счастью, свободны, и я попыталась разгрести пыль. Откидывала ее, как сумасшедшая, но новые и новые волны мусора сыпались на меня. Я устала. Звала Кона. На меня свалилась новая порция обломков: кирпича, дерева, камня, труб, осколков стекла, куски светло-голубой с розочками штукатурки, части зеленого кафеля и даже печная дверца. Новая глыба двигалась на меня. Все ближе и ближе. Все это кошмарно напоминало убежище, бомбы и войну. Но ведь война кончилась! В голубом небе ни единого самолета!
Роза со светло-голубого куска штукатурки свалилась мне на голову. Обломки камина поцарапали лицо. А небо оставалось пронзительно голубым.
— Фрау, фрау, где ты? — Голос Кона звучал хрипло, жалобно и где-то совсем вдалеке. Голос Кона меня больше не трогал. Мне не было больно. Обломки по-прежнему падали, но не причиняли мне боли. Меня охватило вялое равнодушие. Но то, что не было самолета, выпускающего ожерелье из бомб, казалось странным. Я закрыла глаза…
Очнувшись, я увидела, что Кон разгребает развалины. Я громко закричала, потому что мне придавило ноги. Кон наконец освободил меня от тяжести и больше не покидал. Я подумала: сейчас он оторвет мне ноги или оставит меня в развалинах. Но он меня не бросил. Тащил через руины, ругаясь и проклиная все на свете. Я повисла на его плече. Ноги мои то качались в воздухе, то ударялись о балки и стены. Разбитые очки висели у Кона на щеке. Его вычищенный мундир был весь в пыли.
