Лестница - [61]
— А-а, это? Это… — начал он и запнулся, не зная, что говорить дальше. И вдруг, неожиданно для самого себя, выпалил: — Вчера Мих-Мих… то есть мы вместе… упали с лестницы. Он ударился затылком о ступеньку… короче говоря, травма, не совместимая с жизнью. Вот. Идет следствие.
— Бедненький, — прошептала Лидия Максимовна и погладила его бинты. — Я очень виновата перед тобой, Юрочка. Очень. Прости меня, если сможешь.
— Вам уже сказали? — удивился Тепляков.
— Нет, — прошептала она. — Но я была уверена, что кончится все это очень плохо. Только не знала, когда и каким образом. Конечно, надо было предупредить тебя, а я… Впрочем, вряд ли это помогло бы или что-то изменило. Судьба — ничего не поделаешь.
— То есть, вы хотите сказать, что брали меня?.. — начал он, огорошенный еще смутной догадкой о той роли, которая ему отводилась.
— Нет, нет! — ответила она. — Я надеялась, что ты как-то повлияешь на него. Рассадов охарактеризовал тебя, — продолжила Лидия Максимовна после паузы, глотая согласные, — как человека смелого, решительного и бескомпромиссного. Я надеялась. — Она вдруг задышала тяжело и часто открытым ртом, и Тепляков, вскочив, кинулся вон из палаты в поисках медперсонала.
Дежурная сестра лишь глянула на Коврову и быстро вышла из палаты. Через несколько минут она вернулась с врачом. Затем почти бегом выскочила в коридор, скрылась за одной из дверей, оттуда торопливо вышли сразу трое в белом. Две из них — женщины.
В полуоткрытую дверь Тепляков видел, как они суетились вокруг койки, на которой лежала Коврова, как устанавливали капельницу. Оставаться здесь дальше не имело смысла, но он продолжал чего-то ждать, сидя на стуле возле сестринского поста.
Когда суета утихла и все вернулись туда, откуда были вызваны, Тепляков спросил у сестры:
— Что с ней?
— А-а! Ничего особенного, — словоохотливо ответила она. — При отеке легкого обычное явление. Правда, бывают и рецидивы. Но крайне редко. А вы ей кем приходитесь? — и с любопытством уставилась на Теплякова.
— Родственником, — ответил он, сам не зная зачем. Поднялся и побрел на мужскую половину.
Догадка, возникшая у него возле койки Ковровой, сверлила его мозг, ища подтверждения в минувших поступках и разговорах. И не находила.
Глава 25
Когда Тепляков вернулся в свою палату, то увидел на соседней койке пожилого грузного мужчину с обширной круглой лысиной, окруженной редким седым волосом. Мужчина устремил на Теплякова любопытный взгляд своих маленьких и глубоко посаженных светлых глаз, губы его дрогнули в доброжелательной улыбке.
— Здравствуйте, — произнес Тепляков.
— Здрасте-здрасте, молодой человек! — откликнулся незнакомец весело. — Надеюсь, я не вашу койку занял? — то ли спросил он, то ли подтвердил свою догадку, то ли это была завязка для разговора.
— Нет, не мою, — ответил Тепляков и, пройдя по узкому проходу между койками, сел на свою. Разговаривать ему совсем не хотелось.
— Меня, между прочим, зовут Геннадием Артуровичем, — сообщил сосед после небольшой паузы. — А фамилия моя Дименский.
— А меня просто Юрием, — в тон ему ответил Тепляков. И добавил: — По фамилии Тепляков.
— А! Тепляков! Как же, как же — наслышан! Это вы отправили на тот свет Укутского?
— Должен вас огорчить: не я! Хотя и поспособствовал… на свою голову.
— Ну, так ли, эдак ли, а эта скотина свое получил. Поздравляю!
— Не вижу, с чем именно, — нахмурился Тепляков.
— Нет, Юрий, я вас отлично понимаю. Действительно, приятного мало. Тем более если иметь в виду место нашего с вами пребывания.
— Место как место, — пожал Тепляков плечами. И добавил: — Бывают и похуже.
— А вас, Юрий, уже арестовали или вы по подписке?
— Не понял, — подался Тепляков к Дименскому.
— Вы, что, не знаете, что эта палата специально отведена для подследственных?
— Откуда же?
— Значит, впервые здесь, — констатировал Дименский. — Что ж, для порядочных людей самое подходящее по нынешним временам место. Кстати, вы женаты?
— Нет.
— Невеста?
— Невеста? Да, пожалуй. Правда, ей еще нет восемнадцати.
— А вам?
— Двадцать семь.
— Что ж, разница не столь уж велика, — со знанием дела заверил Дименский. Главное, чтобы умела ждать. Когда я шел расписываться, моей невесте едва перевалило за девятнадцать, а мне — за тридцать шесть. И ничего, живем.
— А вас, простите, за что? — спросил Тепляков, уходя от темы, в которой он и сам не мог еще разобраться, но которая явно заинтересовала соседа по палате.
— За взятки! — весело ответил Дименский. — Еще за злоупотребление служебным положением с целью личного обогащения. Еще — за коррупцию и создание на вверенной мне электротехнической кафедре преступного сообщества, разумеется, с теми же целями. А также — за подделку документов, за аморальный… Нет, аморального образа жизни, увы, мне, профессору, доктору технических наук, так и не всучили. А жаль. Был бы полный букет, — почти радостно закончил он перечисление и забулькал довольным смехом. Даже, похоже, прослезился.
Тепляков не знал, как ко всему этому относиться: он впервые сталкивался с коррупционером, тем более довольным своей преступной деятельностью. Разумеется, такие, которые держали в тайне подобную деятельность, наверняка ему попадались, но еще никто из них не требовал от него взятку, то есть не проявил свей коррупционности.
«Начальник контрразведки «Смерш» Виктор Семенович Абакумов стоял перед Сталиным, вытянувшись и прижав к бедрам широкие рабочие руки. Трудно было понять, какое впечатление произвел на Сталина его доклад о положении в Восточной Германии, где безраздельным хозяином является маршал Жуков. Но Сталин требует от Абакумова правды и только правды, и Абакумов старается соответствовать его требованию. Это тем более легко, что Абакумов к маршалу Жукову относится без всякого к нему почтения, блеск его орденов за военные заслуги не слепят глаза генералу.
«Александр Возницын отложил в сторону кисть и устало разогнул спину. За последние годы он несколько погрузнел, когда-то густые волосы превратились в легкие белые кудельки, обрамляющие обширную лысину. Пожалуй, только руки остались прежними: широкие ладони с длинными крепкими и очень чуткими пальцами торчали из потертых рукавов вельветовой куртки и жили как бы отдельной от их хозяина жизнью, да глаза светились той же проницательностью и детским удивлением. Мастерская, завещанная ему художником Новиковым, уцелевшая в годы войны, была перепланирована и уменьшена, отдав часть площади двум комнатам для детей.
«Настенные часы пробили двенадцать раз, когда Алексей Максимович Горький закончил очередной абзац в рукописи второй части своего романа «Жизнь Клима Самгина», — теперь-то он точно знал, что это будет не просто роман, а исторический роман-эпопея…».
«Все последние дни с границы шли сообщения, одно тревожнее другого, однако командующий Белорусским особым военным округом генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, следуя инструкциям Генштаба и наркомата обороны, всячески препятствовал любой инициативе командиров армий, корпусов и дивизий, расквартированных вблизи границы, принимать какие бы то ни было меры, направленные к приведению войск в боевую готовность. И хотя сердце щемило, и умом он понимал, что все это не к добру, более всего Павлов боялся, что любое его отступление от приказов сверху может быть расценено как провокация и желание сорвать процесс мирных отношений с Германией.
В Сталинграде третий месяц не прекращались ожесточенные бои. Защитники города под сильным нажимом противника медленно пятились к Волге. К началу ноября они занимали лишь узкую береговую линию, местами едва превышающую двести метров. Да и та была разорвана на несколько изолированных друг от друга островков…
«Молодой человек высокого роста, с весьма привлекательным, но изнеженным и даже несколько порочным лицом, стоял у ограды Летнего сада и жадно курил тонкую папироску. На нем лоснилась кожаная куртка военного покроя, зеленые — цвета лопуха — английские бриджи обтягивали ягодицы, высокие офицерские сапоги, начищенные до блеска, и фуражка с черным артиллерийским околышем, надвинутая на глаза, — все это говорило о рискованном желании выделиться из общей серой массы и готовности постоять за себя…».
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Мачей Малицкий вводит читателя в мир, где есть всё: море, река и горы; железнодорожные пути и мосты; собаки и кошки; славные, добрые, чудаковатые люди. А еще там есть жизнь и смерть, радости и горе, начало и конец — и всё, вплоть до мелочей, в равной степени важно. Об этом мире автор (он же — главный герой) рассказывает особым языком — он скуп на слова, но каждое слово не просто уместно, а единственно возможно в данном контексте и оттого необычайно выразительно. Недаром оно подслушано чутким наблюдателем жизни, потом отделено от ненужной шелухи и соединено с другими, столь же тщательно отобранными.
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.