Лестница - [60]
— Да, — ответил Тепляков, разглядывая свои пальцы. — И телохранителем.
— Понятно. Приставал?
— В каком смысле?
— В прямом. Ты что, не знаешь, что он гомик?
— Нет. Впервые слышу. Впрочем. — И Тепляков вспомнил, как Мих-Мих, когда они ехали из аэропорта, положил свою руку на его, Теплякова, ногу чуть выше колена и несколько раз сжал, не сильно, а даже как-то так, как сжимают в этом месте ногу женщине, испытывая ее на податливость. Тепляков тогда воспринял это как глупую выходку пьяного человека, потерявшего представление о реальности. Он решительно снял с колена тяжелую руку Мих-Миха, и тот, похоже, даже не заметил этого. Было и еще что-то подобное, но Тепляков, никогда не имевший дела с гомиками, не обратил на это внимания.
— Недавно у него? — продолжал расспрашивать бывший следователь.
— Неделю.
— Это не тебя ранили месяца два тому назад на Дворянской?
— Меня.
— Во как! А теперь. — по телику передавали — Коврова в реанимации. Дела-ааа. До тебя, кстати, у Мих-Миха был один парень, так Мих-Мих очень хотел подмять его под себя. И даже не парень этот привлек Мих-Миха в этом смысле, а сын его сожительницы, пацан лет десяти. Поговаривали, что мать этого пацана ударила Мих-Миха ножом. Не знаю, чем у них закончилось в этом смысле, а только сожительница этого парня вскоре же попала под машину, а его телохранителю припаяли пять лет: папашины деньги сработали.
Прибежал мальчишка с мобильником. Бывший следователь сделал несколько снимков.
— Вот теперь можно вызывать полицию и «Скорую», — произнес он с удовлетворением. Посоветовал: — Руку-то платком замотай. Медики приедут, сделают как надо. На вот тебе. Чистый. Зовут-то как?
— Тепляков. Юрий.
— Да-да-да! Как же, помню, помню. А меня — Данила Антонович. Шарнов. Подполковник в отставке. Мой тебе совет: на предварительном допросе стой на том, что Мих-Мих приставал к тебе, и не раз, что стычка произошла из-за этого, что ты защищал свою честь. На этом стой твердо. Понял? О том, что Мих-Мих гомик, полиции известно давно. Отца нет — прикрыть Мих-Миха некому. Есть у него родственники, так те только и ждут, когда им предоставится возможность захапать торговую фирму «Кедр». Теперь и дело с покушением на вас с Ковровой, и на саму Коврову, я думаю, начальство свалит на Мих-Миха. На мертвого все можно свалить. Для многих это даже выгодно. Раньше-то все чиновники, что повыше сидят, из рук Мих-Миха кормились. Теперь пришла пора переключаться на его родственников. Но это так — для общего сведения. На меня советую не ссылаться: я у нынешних не на лучшем счету. Однако при случае операм свое слово скажу. И оперов вызову не каких-то там, а людей порядочных. Остались у нас еще и такие. Самому Жолобову позвоню. Отдыхай пока.
И бывший следователь Шарнов стал названивать, вызывая полицию и «Скорую».
В тот же день Теплякова допросили на месте происшествия, составили предварительный протокол, дали подписать. В протоколе так и значилось: Михаил Михайлович Укутский, имеющий склонность к половому извращению, домогался своего телохранителя, из-за чего и возник конфликт, закончившийся несчастным случаем — падением обоих с лестницы, в результате которого означенный Укутский получил травмы, повлекшие за собой летальный исход.
С места происшествия Теплякова и Мих-Миха увозили разные «Скорые». Раны Теплякова в больнице обработали, два пальца, оказавшиеся сломанными, упаковали в гипс, ночь он провел в палате, никто его не тревожил, и он мог, то и дело просыпаясь от приступов боли, перебирать в своей памяти все детали трагического происшествия, пытаясь понять, насколько правильно он себя вел в те немногие минуты, приведшие к столь непредсказуемому концу. Он жалел, что уступил Шарнову, сделав упор на домогательство Мих-Миха, хотя никакого домогательства не было. Теперь пресса начнет его, Теплякоа, спрягать и склонять по всем падежам, и ему уже виделись ухмылки знакомых и незнакомых людей. И всякий раз в своем воображении он натыкался на равнодушный взгляд Машеньки, хотя это был вовсе не ее взгляд, а ее сестры. И все это так сплелось и перепуталось в его сознании, каким-то образом сблизив вчерашнее событие с прошлым, так резко изменившим его жизнь.
Утром, после обхода, Тепляков узнал, где лежит Коврова, пошел ее навестить. Его мучил вопрос: знала Лидия Максимовна о том, что Мих-Мих является гомиком, — а он был уверен, что она не могла не знать, — и если знала, почему не предупредила Теплякова с самого начала?
В палате, где лежала Коврова, стояло всего две койки. Вторая была аккуратно застелена и явно не занята. Едва перешагнув порог, Тепляков увидел лицо Лидии Максимовны, жалкое и беззащитное, наполовину забинтованное; черные глаза ее, набухающие слезами, выглядывающие из белой повязки, о чем-то умоляющие, резко выделялись на белом фоне. Решительность, с какой Тепляков шел на свидание с ней, оставила его, и он, усевшись на табуретку, не знал, о чем говорить. Он даже забыл поздороваться, так его поразила перемена в женщине, которая с самого начала производила на него впечатление неуемной энергии и решительности.
— Что с тобой? — тихо спросила Коврова, положив свою руку на его забинтованные пальцы.
«Начальник контрразведки «Смерш» Виктор Семенович Абакумов стоял перед Сталиным, вытянувшись и прижав к бедрам широкие рабочие руки. Трудно было понять, какое впечатление произвел на Сталина его доклад о положении в Восточной Германии, где безраздельным хозяином является маршал Жуков. Но Сталин требует от Абакумова правды и только правды, и Абакумов старается соответствовать его требованию. Это тем более легко, что Абакумов к маршалу Жукову относится без всякого к нему почтения, блеск его орденов за военные заслуги не слепят глаза генералу.
«Александр Возницын отложил в сторону кисть и устало разогнул спину. За последние годы он несколько погрузнел, когда-то густые волосы превратились в легкие белые кудельки, обрамляющие обширную лысину. Пожалуй, только руки остались прежними: широкие ладони с длинными крепкими и очень чуткими пальцами торчали из потертых рукавов вельветовой куртки и жили как бы отдельной от их хозяина жизнью, да глаза светились той же проницательностью и детским удивлением. Мастерская, завещанная ему художником Новиковым, уцелевшая в годы войны, была перепланирована и уменьшена, отдав часть площади двум комнатам для детей.
«Настенные часы пробили двенадцать раз, когда Алексей Максимович Горький закончил очередной абзац в рукописи второй части своего романа «Жизнь Клима Самгина», — теперь-то он точно знал, что это будет не просто роман, а исторический роман-эпопея…».
«Все последние дни с границы шли сообщения, одно тревожнее другого, однако командующий Белорусским особым военным округом генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, следуя инструкциям Генштаба и наркомата обороны, всячески препятствовал любой инициативе командиров армий, корпусов и дивизий, расквартированных вблизи границы, принимать какие бы то ни было меры, направленные к приведению войск в боевую готовность. И хотя сердце щемило, и умом он понимал, что все это не к добру, более всего Павлов боялся, что любое его отступление от приказов сверху может быть расценено как провокация и желание сорвать процесс мирных отношений с Германией.
В Сталинграде третий месяц не прекращались ожесточенные бои. Защитники города под сильным нажимом противника медленно пятились к Волге. К началу ноября они занимали лишь узкую береговую линию, местами едва превышающую двести метров. Да и та была разорвана на несколько изолированных друг от друга островков…
«Молодой человек высокого роста, с весьма привлекательным, но изнеженным и даже несколько порочным лицом, стоял у ограды Летнего сада и жадно курил тонкую папироску. На нем лоснилась кожаная куртка военного покроя, зеленые — цвета лопуха — английские бриджи обтягивали ягодицы, высокие офицерские сапоги, начищенные до блеска, и фуражка с черным артиллерийским околышем, надвинутая на глаза, — все это говорило о рискованном желании выделиться из общей серой массы и готовности постоять за себя…».
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Мачей Малицкий вводит читателя в мир, где есть всё: море, река и горы; железнодорожные пути и мосты; собаки и кошки; славные, добрые, чудаковатые люди. А еще там есть жизнь и смерть, радости и горе, начало и конец — и всё, вплоть до мелочей, в равной степени важно. Об этом мире автор (он же — главный герой) рассказывает особым языком — он скуп на слова, но каждое слово не просто уместно, а единственно возможно в данном контексте и оттого необычайно выразительно. Недаром оно подслушано чутким наблюдателем жизни, потом отделено от ненужной шелухи и соединено с другими, столь же тщательно отобранными.
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».
Приключение можно найти в любом месте – на скучном уроке, на тропическом острове или даже на детской площадке. Ведь что такое приключение? Это нестись под горячим солнцем за горизонт, чувствовать ветер в волосах, верить в то, что все возможно, и никогда – слышишь, никогда – не сдаваться.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.