Лестница - [44]
Теперь Лидия Максимовна сидела сзади. Тепляков видел ее лицо в зеркало: спокойное, бесстрастное, без тени усталости, обрамленное густыми черными волосами. За минувшие полдня на этом лице ни разу не отразились ни ее мысли, ни ее чувства, словно на всех «точках» все шло как нельзя лучше. Может, так оно и было — откуда ему знать? Зато он знал наверняка, что так не бывает. Следовательно? Следовательно, выдержка у этой бабы-позавидуешь. Или все наоборот: дело, которым она занимается, не ее собственное, она лишь фиксирует ту или иную ситуацию, докладывает об этом Мих-Миху, а уж тот… Впрочем, ему-то, Теплякову, что до того, хорошо у них идут дела или плохо! Он знает одно — в магазинах постоянно все дорожает, и не только потому, что где-то там, где оказывается влияние на мировую экономику, что-то начинает идти не так. Алчность — вот что правит этой экономикой. И тем же Мих-Михом. Хотя, разумеется, если заглянуть поглубже с точки зрения его профессии, то получается: чем больше он, Тепляков, знает о делах фирмы «Кедр», тем легче ему ориентироваться и предугадывать возможные повороты в ту или иную сторону. Впрочем, не все сразу, он еще узнает.
Покинув очередную «точку» ровно в половине второго, Тепляков вел машину по проспекту Свободы, когда Лидия Максимовна связалась с кем-то по мобильнику.
— Анютик! Привет!.. Да ты что? Серьезно?.. Поздравляю!.. Ну, тогда я к тебе заеду… минут через пятнадцать. На двоих. Нет-нет, как всегда: у меня еще куча дел. До встречи.
Без четверти два они подъехали к заднему входу кафе «Белая куропатка». Тепляков несколько раз посещал это не очень дорогое кафе, во время практики здесь же отрабатывали кое-какие нестандартные ситуации. Более того, он дважды бывал здесь с Машенькой, поэтому ориентировался в нем, как у себя дома. И хозяйку этого кафе, Анну Иосифовну Теткину, знал. И она его тоже.
— Юра, — заговорила Лидия Максимовна как о чем-то решенном, едва Тепляков поставил машину в загородку, где стояло еще несколько машин, и выключил зажигание. — Вы наверняка проголодались. Я — так просто падаю от голода. Сейчас нас покормят, потом мы с вами поедем в банк, из банка — в наш офис, из офиса — домой.
Теплякову оставалось лишь пожать плечами.
Они прошли через служебный ход, поднялись на второй этаж по знакомой Теплякову узкой железной лестнице. На этой лестнице во время одной из тренировок он «брал киллера» и чуть не свалился вниз от удара ногой в плечо, удержался за перила одной рукой, другой успев захватить ногу. Обоим повезло: отделались ссадинами и ушибами.
На этот раз он шел впереди: лестница все-таки.
На втором этаже отдельные номера. На двоих и более. На двоих — обычно с диваном. Для чего нужен в кафе диван, догадаться нетрудно.
Здесь их встретила хозяйка кафе Анна Теткина, полноватая женщина лет сорока пяти, с короткой стрижкой под мальчишку. О ней поговаривали, что в молодости занималась дзю-до, была членом банды рэкетиров, банду в начале двухтысячных прихлопнули, Теткиной как-то удалось вывернуться и вполне легально и без всяких нравственных издержек уйти в бизнес. Баба властная, не терпящая возражений, она за последние десять лет сменила нескольких мужей: ни один из них не вынес ее диктата, внешне продолжала жить легко, деньгами не сорила и, по слухам, имела счета со многими нулями.
— Анютик! — воскликнула Лидия Максимовна с непритворной радостью. — Ты по-прежнему цветешь и пахнешь!
Дамы сблизились, обнялись и облобызались.
Затем Лидия Максимовна, обернувшись к Теплякову, представила его:
— Знакомься, Анютик: наш новый телохранитель, Юрий Тепляков.
— Ну-у, Лидик, кого-кого, а Юрика я знаю! Они тут у меня несколько раз устраивали такой погром, какой не устраивают в ином боевике. — И, широко улыбнувшись: — Славный мальчик, не правда ли? То-то же, я смотрю, ты тоже цветешь и пахнешь, — хохотнула Теткина.
— Славный-то славный, но при этом службист до мозга костей.
— А тебе, радость моя, только такой и нужен. Иначе твой Мих-Мих оторвет ему голову, — закончила она сквозь смех.
И обе дамы залились хохотом, глядя на смущенного Теплякова.
Хотя не было в их смехе ничего обидного, он не мог понять, что же они нашли в этом смешного. Только потом, значительно позже, догадался, что они на минутку сбросили с себя постоянное напряжение, которое давило их женскую сущность, позволив себе разрядку по такому вроде бы пустяку.
Их смех оборвался так же неожиданно, как и возник. И так же неожиданно они потеряли к нему всякий интерес. Зато Тепляков старался не пропустить ни одного слова, ни одного жеста. Если права пословица: «Назови мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты», то Лидия Максимовна — та еще штучка, и с ней надо держать ухо востро.
Теткина, между тем, провела своих гостей в номер на двоих, в котором на столе уже стояли закуски, минеральная вода, под скатеркой таилось что-то еще.
— Ну, не буду вам мешать, — задержалась она на пороге. — Вы тут сами разберетесь, а у меня дела. Как-нибудь в другой раз и я с вами потрапезничаю. А пока — приятного аппетита.
И, ущипнув Теплякова за бок и подтолкнув к столу, закрыла за собой дверь.
«Начальник контрразведки «Смерш» Виктор Семенович Абакумов стоял перед Сталиным, вытянувшись и прижав к бедрам широкие рабочие руки. Трудно было понять, какое впечатление произвел на Сталина его доклад о положении в Восточной Германии, где безраздельным хозяином является маршал Жуков. Но Сталин требует от Абакумова правды и только правды, и Абакумов старается соответствовать его требованию. Это тем более легко, что Абакумов к маршалу Жукову относится без всякого к нему почтения, блеск его орденов за военные заслуги не слепят глаза генералу.
«Александр Возницын отложил в сторону кисть и устало разогнул спину. За последние годы он несколько погрузнел, когда-то густые волосы превратились в легкие белые кудельки, обрамляющие обширную лысину. Пожалуй, только руки остались прежними: широкие ладони с длинными крепкими и очень чуткими пальцами торчали из потертых рукавов вельветовой куртки и жили как бы отдельной от их хозяина жизнью, да глаза светились той же проницательностью и детским удивлением. Мастерская, завещанная ему художником Новиковым, уцелевшая в годы войны, была перепланирована и уменьшена, отдав часть площади двум комнатам для детей.
«Настенные часы пробили двенадцать раз, когда Алексей Максимович Горький закончил очередной абзац в рукописи второй части своего романа «Жизнь Клима Самгина», — теперь-то он точно знал, что это будет не просто роман, а исторический роман-эпопея…».
«Все последние дни с границы шли сообщения, одно тревожнее другого, однако командующий Белорусским особым военным округом генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, следуя инструкциям Генштаба и наркомата обороны, всячески препятствовал любой инициативе командиров армий, корпусов и дивизий, расквартированных вблизи границы, принимать какие бы то ни было меры, направленные к приведению войск в боевую готовность. И хотя сердце щемило, и умом он понимал, что все это не к добру, более всего Павлов боялся, что любое его отступление от приказов сверху может быть расценено как провокация и желание сорвать процесс мирных отношений с Германией.
В Сталинграде третий месяц не прекращались ожесточенные бои. Защитники города под сильным нажимом противника медленно пятились к Волге. К началу ноября они занимали лишь узкую береговую линию, местами едва превышающую двести метров. Да и та была разорвана на несколько изолированных друг от друга островков…
«Молодой человек высокого роста, с весьма привлекательным, но изнеженным и даже несколько порочным лицом, стоял у ограды Летнего сада и жадно курил тонкую папироску. На нем лоснилась кожаная куртка военного покроя, зеленые — цвета лопуха — английские бриджи обтягивали ягодицы, высокие офицерские сапоги, начищенные до блеска, и фуражка с черным артиллерийским околышем, надвинутая на глаза, — все это говорило о рискованном желании выделиться из общей серой массы и готовности постоять за себя…».
Сборник из рассказов, в названии которых какие-то числа или числительные. Рассказы самые разные. Получилось интересно. Конечно, будет дополняться.
Известный украинский писатель Владимир Дрозд — автор многих прозаических книг на современную тему. В романах «Катастрофа» и «Спектакль» писатель обращается к судьбе творческого человека, предающего себя, пренебрегающего вечными нравственными ценностями ради внешнего успеха. Соединение сатирического и трагического начала, присущее мироощущению писателя, наиболее ярко проявилось в романе «Катастрофа».
Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.