Лестница - [15]

Наконец дверь на кухню отворилась, и девчонки предстали перед Тепляковым, смущенные и зардевшиеся, одетые, надо думать, в самые лучшие свои наряды, предстали будто на смотрины. На Дашеньке было длинное серо-зеленое платье, расшитое по подолу, рукавам и лифу белыми ромашками, с глубоким вырезом на груди, открывающем соблазнительную ложбинку; Машенькино платье из той же ткани было попроще и поскромнее.

Тепляков поднялся.

— Ну, девчонки, вы просто… уж и не знаю, что сказать. У вас что сегодня, праздник какой-нибудь?

— Нет, никакого праздника, — поспешила ответить Дашенька.

— Ну-у, потому что… потому что гости, — пояснила Машенька, выглянув из-за плеча старшей сестры: кухонька настолько была крохотной, что девочки не могли разойтись между холодильником и раковиной. И добавила: — Мы же не знали, что вы придете.

— Вы уж извините меня за мой костюм, — произнес Тепляков, обеими ладонями проведя сверху вниз. — Не успел обмундироваться соответствующим образом. В следующий раз постараюсь выглядеть лучше.

Он не успел закончить фразы, как обе девочки протестующе замахали руками и в один голос воскликнули:

— Да вы что! Вы и так прекрасно выглядите!

И все трое рассмеялись.

Нужный тон был найден, напряжение спало, Машенька попятилась, Дашенька тоже, приглашая Теплякова покинуть кухню. В комнате, которая, судя по всему, служила в торжественных случаях столовой, они усадили Теплякова на диван, включили старенький телевизор.

— Юра, вы пока смотрите, а мы сейчас что-нибудь приготовим, — распорядилась Дашенька, поддержанная улыбкой Машеньки.

Но тут запиликал мобильник, лежащий на полке трельяжа, Дашенька схватила его, приложила к уху.

— Да, мам! Я слушаю. А ты где? Ой, а у нас Юра! Юра Тепляков! Мам, я сейчас выскочу. Я быстро!

Но Тепляков, догадавшись, о чем идет речь, уже стоял в прихожей и шнуровал свои ботинки.

— Да вы что, Юра! — пыталась остановить его Даша. — Там не так много. Я сама справлюсь.

Но Тепляков был непреклонен:

— Не сомневаюсь. Но втроем мы справимся еще лучше. А еще лучше, если ты останешься помогать Машеньке. Тем более что с мамой мы знакомы.

И вот все четверо сидят за круглым столом: Тепляков напротив Татьяны Андреевны, девочки по бокам. Было испробовано вино, принесенное Тепляковым, и стоя выпито за Сашу и всех не вернувшихся домой. Потом были суп с фрикадельками, жареная картошка с разнообразными соленьями, и теперь они пили чай с тортом, и Тепляков, под участливые взгляды трех пар серо-голубых глаз, рассказывал, как он провел минувший месяц, рассказывал с юмором, потому что об этом рассказывать серьезно трем очаровательным женщинам было бы глупо и неинтересно.

— Не знаю, что меня ждет через два месяца, кто купит меня себе в услужение, как там сложатся отношения, зато я уверен, что в будущей моей работе отыщется хоть что-нибудь интересное и поучительное. Конечно, эта работа не на всю жизнь, постараюсь выкраивать время на учебу, но это пока лишь мои прожекты, — закончил Тепляков на оптимистической ноте.

— Ой, как интересно-ооо! — с радостной улыбкой воскликнула Машенька и принялась делиться своими впечатлениями: — Вы знаете, Юра, по телику в прошлом году показывали американский фильм про телохранителя, так я ужасно как переживала. — И, всплеснув руками: — Ой, вы, Юра, главное, не поддавайтесь на провокации! Эти богачи… они бог знает что о себе думают! Будто они самые умные! А всех, у кого нет таких больших денег, презирают. Правда, правда! — воскликнула она на снисходительную улыбку Теплякова, будто у нее целая куча знакомых богачей, из наблюдения за которыми она и сделала свои выводы.

— Ну, положим, не все, — возразила Татьяна Андреевна учительским тоном. — И богачами люди становятся по-разному. Другое дело, что им всем не хватает душевной теплоты, потому что свое богатство они добывают в борьбе с конкурентами. Подчас очень жестокой, когда не думают о последствиях для тех, кто проиграет. А ведь у всех семьи, дети, внуки. Но это со временем должно как-то урегулироваться, — закончила она убежденно, в то же время взглядом приглашая Теплякова поддержать ее точку зрения.

Тепляков не стал возражать. И не потому, что не имел аргументов против точки зрения хозяйки, быть может, к тому же, высказанной исключительно в воспитательных целях для своих девочек, а более всего потому, что не имел еще своей точки зрения, не имел опыта общения с сильными мира сего, хотя среди курсантов его группы ходили всякие истории о том, кто и как добывал и продолжает добывать себе миллионы. А еще, глядя в эти светлые и, как ему казалось, наивные глаза двух девочек, он вдруг почувствовал себя по сравнению с ними таким стариком, прожившим такую долгую и насыщенную далеко не самыми лучшими впечатлениями жизнь, что даже нахождение за этим столом представилось ему ничем не оправданным вторжением, которое, если будет повторяться, ни ему, ни этим девочкам, ни их матери ничего хорошего не сулит.

— Юрочка! Что это вы вдруг так… приуныли? — забеспокоилась Татьяна Андреевна. — Что-нибудь на службе не ладится?

— Нет, нет! Что вы! Все нормально! Не стоит беспокоиться, — торопливо постарался он разрядить вдруг помрачневшую обстановку, словно в люстре перегорели почти все лампочки. — Просто, знаете, у нас ведь такая гонка, столько в нас за три месяца пытаются втиснуть всяких знаний, что это так или иначе сказывается. А у вас такая милая атмосфера, такая спокойная, так напомнила мне прошлое, что. Вы уж меня извините: я все никак не научусь справляться со своими чувствами, — закончил он, виновато улыбнувшись. — А наши преподаватели на занятиях от нас требуют быть рассудительными и не поддаваться эмоциям. Пока у меня это плохо получается.