Лестница - [11]
— Садись! — последовал приказ. — Рассказывай!
— О чем? — не понял Тепляков.
— Как о чем? — удивился Рассадов. — Зачем пришел? Чего от меня ждешь? На что рассчитываешь?
Тепляков нахмурился и мельком глянул на человека лет сорока пяти, сидящего в стороне за отдельным столиком.
— Пришел за помощью или хотя бы за советом. Сами же сказали: если что, звони. Вот я и.
— Куда попал, догадываешься? — перебил его Рассадов.
— Догадываюсь.
— И какие делаешь выводы?
— Пока никаких, — ответил Тепляков. — Не успел еще.
— Пьешь?
— Случается.
— Куришь?
— Курю.
— Могу предложить тебе работу телохранителя. Но не сразу. Форму ты вроде бы еще не до конца растерял, можно наверстать. Но пить и курить придется бросить. Нам нужны здоровые люди со здоровыми инстинктами и быстрой реакцией. Кстати, пройдешь медкомиссию. Направление мы тебе дадим. Думаю, что там никаких отклонений от нормы не обнаружат. У нас с поликлиникой договор, так что три дня тебе хватит. — И, обратившись к человеку за отдельным столиком: — Как, Никитич, возьмешь этого парня к себе?
Никитич пожал плечами.
— Что ж, можно посмотреть, на что он годится. Дней десять на это хватит.
— Согласен. Сегодня у нас какое? — спросил Рассадов, заглядывая в настольный календарь.
— Одиннадцатое октября, — подсказал Никитич.
— Да, одиннадцатое. Плюс три дня на комиссию. Так вот, двадцать пятого жду тебя с окончательным решением. — И, обращаясь к Теплякову: — Жилье имеется?
— Нет, — ответил Тепляков. И тут же поправился: — Еще не искал: я прямо с автобуса.
— Никитич, дай ему койку в общаге, — велел Рассадов и, сделав вялое движенье ладонью: — На этом все. Можете быть свободны.
Общага располагалась на первом этаже. Никитич толкнул дверь с номером 14. Пропустил вперед Теплякова. В комнате стояло шесть коек, заправленных по-армейски. Возле каждой койки тумбочка и табуретка. На спинках полотенца. У входа вешалка, на ней куртки, под куртками полка, на ней штаны, под ней армейские ботинки. Вдоль стены два шкафа, посредине стол. Все это походило и на казарму и на госпитальную палату. А когда-то, подумал Тепляков, здесь копошилась детвора, стены эти слышали детский смех, видели детские слезы.
— Вот твоя койка, — показал Никитич на койку, стоящую почти у самой двери. — Располагайся. Порядки армейские, надеюсь, не забыл, напоминать не считаю нужным. Вон на стене памятка, прочти и запомни. За нарушение каждого пункта следует незамедлительное изгнание не только из общаги, но вообще. Так что все зависит от тебя. Разберешься со своими шмотками, рюкзак и сумку сдашь в камеру хранения. Оставишь только самое необходимое. — И спросил: — Позавтракать успел?
— Успел.
— Спортивный костюм есть?
— Да так, — замялся Тепляков.
— Ясно. — С этими словами Никитич открыл один из шкафов, порылся там, достал сверток, кинул на койку Теплякова. — Пока этот. А там будет видно. Переоденешься, придешь в спортзал. И не тяни резину. Все понял?
— Так точно! — ответил Тепляков. И спросил: — А комиссия?
— Завтра пойдешь на комиссию.
— И последнее: как к вам обращаться?
— Вот так и обращайся: Никитич. А для меня ты пока — Тепляков. Заслужишь — буду звать Юрием.
С этими словами Никитич покинул комнату, и Тепляков стал торопливо выполнять полученные указания. В душе его вместе с некоторым недоумением все более крепло сознание того, что он как бы вернулся в прежнюю жизнь, из которой был изгнан два года назад, в жизнь, где есть всезнающее начальство, дисциплина, писаные и неписаные правила поведения на все случаи жизни, и ему не нужно будет приноравливаться к незнакомым и даже враждебным порядкам, ловчить и прикидывать, выгодно или нет делать то или другое и чем это может для него обернуться. И хотя какой-то слабенький голос пытался напомнить ему, что всякий порядок имеет и свою оборотную сторону, что он уже обжегся в той прошлой жизни на этой темной его стороне, однако Тепляков решительно задавил этот голос и, уже ни в чем не сомневаясь, переступил порог спортивного зала.
Здесь тоже все было знакомым. Даже терпкий запах мужского пота. И парни выглядели совсем не так, как полчаса назад: каждый имел свою стать и физиономию, каждый смотрел на новенького с некоторой долей любопытства и даже сочувствия, и Теплякову нетрудно было догадаться, что все они оказались здесь только потому, что ни на что другое способны не были.
Никитич, одетый, как и все, в спортивный костюм, не новый, но и не такой поношенный, как на Теплякове, сидел у стены на банкетке. Он поманил Теплякова пальцем, и когда тот приблизился, похлопал в ладоши и сообщил:
— Минутку внимания! Представляю вам новенького: Тепляков Юрий Николаевич. Двадцать семь лет, не женат. Бывший лейтенант горнострелковой бригады. Пока с десятидневным испытательным сроком. Все! Можете продолжать разминку! Тепляков, пристраивайся!
И Тепляков пристроился. Легко и непринужденно. Потому что здесь как бы продолжилось его прерванное прошлое. А потом… потом ему приказали надеть перчатки и выйти на ринг. Экзаменующим оказался мускулистый парень с кошачьими движениями. Тепляков продержался чуть более двух минут и оказался на полу, сбитый точным боковым в челюсть. Правда, не в нокауте, а лишь в нокдауне, и почти тут же вскочил, но Никитич бой прекратил, заметив:
«Начальник контрразведки «Смерш» Виктор Семенович Абакумов стоял перед Сталиным, вытянувшись и прижав к бедрам широкие рабочие руки. Трудно было понять, какое впечатление произвел на Сталина его доклад о положении в Восточной Германии, где безраздельным хозяином является маршал Жуков. Но Сталин требует от Абакумова правды и только правды, и Абакумов старается соответствовать его требованию. Это тем более легко, что Абакумов к маршалу Жукову относится без всякого к нему почтения, блеск его орденов за военные заслуги не слепят глаза генералу.
«Александр Возницын отложил в сторону кисть и устало разогнул спину. За последние годы он несколько погрузнел, когда-то густые волосы превратились в легкие белые кудельки, обрамляющие обширную лысину. Пожалуй, только руки остались прежними: широкие ладони с длинными крепкими и очень чуткими пальцами торчали из потертых рукавов вельветовой куртки и жили как бы отдельной от их хозяина жизнью, да глаза светились той же проницательностью и детским удивлением. Мастерская, завещанная ему художником Новиковым, уцелевшая в годы войны, была перепланирована и уменьшена, отдав часть площади двум комнатам для детей.
«Настенные часы пробили двенадцать раз, когда Алексей Максимович Горький закончил очередной абзац в рукописи второй части своего романа «Жизнь Клима Самгина», — теперь-то он точно знал, что это будет не просто роман, а исторический роман-эпопея…».
«Все последние дни с границы шли сообщения, одно тревожнее другого, однако командующий Белорусским особым военным округом генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, следуя инструкциям Генштаба и наркомата обороны, всячески препятствовал любой инициативе командиров армий, корпусов и дивизий, расквартированных вблизи границы, принимать какие бы то ни было меры, направленные к приведению войск в боевую готовность. И хотя сердце щемило, и умом он понимал, что все это не к добру, более всего Павлов боялся, что любое его отступление от приказов сверху может быть расценено как провокация и желание сорвать процесс мирных отношений с Германией.
В Сталинграде третий месяц не прекращались ожесточенные бои. Защитники города под сильным нажимом противника медленно пятились к Волге. К началу ноября они занимали лишь узкую береговую линию, местами едва превышающую двести метров. Да и та была разорвана на несколько изолированных друг от друга островков…
«Молодой человек высокого роста, с весьма привлекательным, но изнеженным и даже несколько порочным лицом, стоял у ограды Летнего сада и жадно курил тонкую папироску. На нем лоснилась кожаная куртка военного покроя, зеленые — цвета лопуха — английские бриджи обтягивали ягодицы, высокие офицерские сапоги, начищенные до блеска, и фуражка с черным артиллерийским околышем, надвинутая на глаза, — все это говорило о рискованном желании выделиться из общей серой массы и готовности постоять за себя…».
Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роальд Даль — выдающийся мастер черного юмора и один из лучших рассказчиков нашего времени, адепт воинствующей чистоплотности и нежного человеконенавистничества; как великий гроссмейстер, он ведет свои эстетически безупречные партии от, казалось бы, безмятежного дебюта к убийственно парадоксальному финалу. Именно он придумал гремлинов и Чарли с Шоколадной фабрикой. Даль и сам очень колоритная личность; его творчество невозможно описать в нескольких словах. «Более всего это похоже на пелевинские рассказы: полудетектив, полушутка — на грани фантастики… Еще приходит в голову Эдгар По, премии имени которого не раз получал Роальд Даль» (Лев Данилкин, «Афиша»)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Герои книги – рядовые горожане: студенты, офисные работники, домохозяйки, школьники и городские сумасшедшие. Среди них встречаются представители потайных, ирреальных сил: участники тайных орденов, ясновидящие, ангелы, призраки, Василий Блаженный собственной персоной. Герои проходят путь от депрессии и урбанистической фрустрации к преодолению зла и принятию божественного начала в себе и окружающем мире. В оформлении обложки использована картина Аристарха Лентулова, Москва, 1913 год.