Лермонтов и христианство - [181]

.

Душу великого Байрона – как и Лермонтов доблестного в своём презрении к несвободе и нетерпимого к бесчестью – всё же миновал дар проникновения в самые мрачные «тартары» бытия. Привязанный к земным ценностям, английский поэт и пал за них. Уступает блистательный гений Лермонтову и в мощи, которая позволяла русскому поэту, храня Его законы, оставаться наедине с Предвечным. И Байрон, и Лермонтов были далеки от мира. Но, если английский поэт покинул его, борясь за свободу, которой нет, – то Лермонтов ушёл из мира («где нет… истинного счастья») для того, чтобы соединиться с «новым». Но и при всех «окольных (по отношению к бытию) полётах» музы, Лермонтов всегда оставался истинным патриотом и великим печальником своего Отечества. А то, что со всеми частями света поэт умеет говорить на языке национальной культуры, придаёт его творчеству всемирное звучание. Чарующее благоухание прозы, благородство мыслей и фантастическая красота стихов, свежих и чистых, как хрустальный ручей дикого ущелья, выделяют творчество Лермонтова среди самых ярких «звезд» поэтического пространства. Помимо этого доблестная и глубокая, подобно небесной сини, русская душа поэта содержит в себе широту истинно всечеловеческую, отчего, отыскивая каждого в этом мире, влагает в него ощущение сопричастности к лучшему, что есть в нём!

2012 (2004)

Дополнения к части II

I. Сокурсник Лермонтова Ф. Вистенгоф оставил воспоминания, в достоверности которых, учитывая не склонный к компромиссам характер поэта и его предпочтение к самообразованию, сомневаться не приходится:

«Студент Лермонтов, в котором тогда никто из нас не мог предвидеть будущего замечательного поэта, имел тяжелый, несходчивый характер, держал себя совершенно отдельно от всех своих товарищей, за что в свою очередь и ему платили тем же. Его не любили, отдалялись от него и, не имея с ним ничего общего, не обращали на него никакого внимания.

Он даже и садился постоянно на одном месте, отдельно от других, в углу аудитории, у окна, облокотясь, по обыкновению, на один локоть и углубясь в чтение принесённой книги, не слушал профессорских лекций. Это бросалось всем в глаза. Шум, происходивший при перемене часов преподавания, не производил никакого на него действия. Роста он был небольшого, сложен некрасиво, лицом смугл; темные его волосы были приглажены на голове, темно-карие большие глаза пронзительно впирались в человека. Вся фигура этого студента внушала какое-то безотчетное к себе нерасположение.

Так прошло около двух месяцев. Мы не могли оставаться спокойными зрителями такого изолированного положения его среди нас. Многие обижались, другим стало это надоедать, некоторые даже и волновались. Каждый хотел его разгадать, узнать затаенные его мысли, заставить его высказаться.

Как-то раз несколько товарищей обратились ко мне с предложением отыскать какой-нибудь предлог для начатия разговора с Лермонтовым и тем вызвать его на какое-нибудь сообщение.

– Вы подойдите к Лермонтову и спросите его, какую он читает книгу с таким постоянным напряжённым вниманием. Это предлог для начатия разговора самый основательный.

Недолго думая, я отправился.

– Позвольте спросить вас, Лермонтов, какую это книгу вы читаете? Без сомнения, очень интересную, судя по тому, как углубились вы в нее; нельзя ли поделиться ею и с нами? – обратился я к нему не без некоторого волнения.

Он мгновенно оторвался от чтения. Как удар молнии, сверкнули глаза его. Трудно было выдержать этот неприветливый, насквозь пронизывающий взгляд.

– Для чего вам хочется это знать? Будет бесполезно, если я удовлетворю ваше любопытство. Содержание этой книги вас нисколько не может интересовать; вы тут ничего не поймете, если бы я даже и решился сообщить вам содержание её, – ответил он мне резко и принял прежнюю свою позу, продолжая читать.

Как будто ужаленный, отскочил я от него, успев лишь мельком заглянуть в его книгу, – она была английская.

(П. Ф. Вистенгоф. «Из моих воспоминаний». «Исторический вестник». 1884 г., Т. XVI. С. 333)

«Иногда в аудитории нашей, в свободные от лекций часы, студенты громко вели между собой оживленные суждения о современных интересных вопросах. Некоторые увлекались, возвышая голос. Лермонтов иногда отрывался от своего чтения, взглядывал на ораторствующего, но как взглядывал! Говоривший невольно конфузился, умалял свой экстаз или совсем умолкал. Ядовитость во взгляде Лермонтова была поразительна. Сколько презрения, насмешки и вместе с тем сожаления изображалось тогда на его строгом лице».

(Там же. С. 334)

«Перед рождественскими праздниками профессора делали репетиции, то есть проверяли знания своих слушателей за пройденное полугодие и, согласно ответам, ставили баллы, которые брались в соображение потом и на публичном экзамене.

Профессор Победоносцев, читавший изящную словесность, задал Лермонтову какой-то вопрос. Лермонтов начал бойко и с уверенностью отвечать. Профессор сначала слушал его, а потом остановил и сказал:

– Я вам этого не читал; я желал бы, чтобы вы мне отвечали именно то, что я проходил. Откуда могли вы почерпнуть эти знания?

– Это правда, господин профессор, того, что я сейчас говорил, вы нам не читали и не могли передавать, потому что это слишком ново и до вас еще не дошло. Я пользуюсь источниками из своей собственной библиотеки, снабженной всем современным.