Лермонтов и христианство - [179]

Из сказанного явствует: не вина, а беда поэта была в том, что «книгой» этой являлся он сам («он был весь глубоко сосредоточен на самом себе…», – подтверждает Панаев)! И «читал» её поэт не как себя только, а как трагическое противостояние Добра и Зла, вписанное в память человеческую с «тех ещё» времён… В этом пафос бытийно-сущего творчества Лермонтова.

Иаков в нём боролся с Богом – но не для того, чтобы победить Его! Потому драматично протекавшая жизнь-борьба Лермонтова представляется неким всплеском ветхих времен в условиях судьбоносного, но обрамлённого в метафизически жалкие и житейски мелкие исторические реалии Нового времени. Воспроизведение в новых условиях элементов древней истории и не смог вычитать в творчестве великого поэта Вл. Соловьёв. Сердце Лермонтова как никакое другое было «полем битвы», на котором Дьявол боролся с Богом. Ибо понимал поэт и никем не раскрытый ещё духобор и философ, что жизнь человеческая вне духовного бытия (а значит, и без отчаянной борьбы с «пылью» и нечистью мира) не имеет смысла, а всякое бытие вне смысла есть бесполезное повторение множества других жизней. В этом Лермонтов, по словам В. Хлебникова, истинно был «дитя земли», на которую взирал «глазами неба»; потому и виделась ему сжатая во времени жизнь и слитное с ней творчество Поэта мерцающей в ночи «звездой»…

О внутренней чистоте и благородстве Лермонтова говорит всегда жёсткая, но этически безукоризненная реакция его на оскорбление святынь Отечества, но яснее всего – благовестник души и совести непорочное творчество поэта. В произведениях Лермонтова вы нигде не найдете желания унизить достоинство какого-либо народа или культуру его! Ни светила древности, ни знаменитые Данте и Петрарка, как и подавляющее большинство мэтров Возрождения и последующих времён (не говоря уже о нашем – склочном без величия, и без истинных величин склочном времени) не могут поставить себе это в достоинство. А Лермонтов мог! «Не созданный для мира» дивный гений настолько глубок и интересен, что даже и вне поэзии его личность притягивает к себе заинтересованное внимание, побуждая к изучению мыслей и поведенческих связей поэта. И если это невозможно сделать в обход любимых Лермонтовым муз, то потому только, что те являются наиболее достоверными свидетельствами и личности, и сущности его. И наоборот – жизнь великого человека, взятая вне творчества, «удобна» для создания инсинуаций теми, кто лишены соизмеримых с поэтом талантов, духовных свойств и, конечно, человеческого достоинства. Отсюда изобилие всевозможных «историй». Что касается «злого языка» и «дурного характера» поэта, то об этом довольно уже было сказано, а потому оставим любителей рыться в том, что принадлежит им. Ибо о гении следует судить не по качествам, которыми он напоминает «массового человека», а по выдающимся достоинствам, которыми он отличается от него.

И вновь о связи времён.

В состоявшемся в последние десятилетия разломе российской жизни весьма печальными видятся ошибки нынешних «отцов» – внуков и правнуков «лермонтовского» поколения. Но, как уже говорилось, схожий элемент вины принадлежит и «детям» их. Частью ставшие «нулевым» поколением, или попусту преходящим поколением «Next», они «завязаны» на грехах и ошибках многих поколений, главнейшим из которых видится утеря человеческого и гражданского достоинства. Загнивая в начале всякого поприща или являя постыдное равнодушие едва ли не во всём; не зная, не умея и не особенно желая исправлять ошибки отцов, они усугубляют затянувшееся историческое Безвременье собственной уже беспамятностью. Как во времена Тютчева, пережившего Лермонтова почти на два поколения, так и сейчас духовно всеядные поборники безграничных свобод готовы плясать перед платежеспособным «миром» любые «мазурки», при этом не особенно утруждая себя масками. Но не в «плясках» и, тем более, – не в «масках» дело. Под углом зрения, заданного Михаилом Лермонтовым, ясно видится позорная суть исторического малодушия, которое не могло быть иным у поколений, лишённых собственного исторического развития. Существование народа «вообще» порождает бескорневое состояние души, схожее с бездомным растением «перекати поле», ставшим символом заброшенных, засушливых и неприкаянных мест. Именно такого рода сорная жизнь становится и содержанием, и символом нынешней, донельзя исподлившейся российской действительности и формирующей её власти. Она же определяет ущемлённую суверенность страны, в которой народ по-прежнему не свободен и, как и встарь, чужд собственному правительству. Отсюда враждебность к последнему. В условиях доминанты в повседневной жизни технологий и прочих инноваций материального, то есть мёртвого мира, становится всё более очевидно, что рабство под ярмом «своих» политических и экономических нуворишей равносильно рабствованию перед чужой властью. И паразитирующая на всё ещё христианском состоянии души народа «добрая воля» в этом «направлении» лишь донельзя усугубляет общее положение дел. Ибо самое страшное рабство – это рабство без принуждения! Полная мелкодушия и беспамятности, «жизнь» эта, определяя судьбу страны, может стать причиной исчезновения с арены мировой истории уникального культурного наследия России и самого народа! Об этом ясно свидетельствует падение языковой культуры, как и культуры вообще.