Леопард за стеклом - [6]

— Да, это я его повернула.

А вот если бы мы спросили Никоса, он рассказал бы нам новую историю леопарда — например, как он повернулся к окну, чтобы ждать прибытия волшебного корабля, который должен увезти его в дальние страны.

Деревня, в которую мы ездили каждое лето, находилась прямо напротив города, с другой стороны пролива. Ночью оттуда виднелись городские огни, а если на море был штиль, то и слышались отзвуки далеких голосов. Деревня называлась Ламагари, хотя она, конечно, не была обычной деревней. Там жили только те, кто работал в узких, вытянутых строениях — местные называли их «амбарами» и хранили там бочки с вином. А жили они в маленьких приземистых домиках, построенных где из саманного кирпича, а где из камня, и эти домики все называли просто «лачугами».

Там было и несколько каменных двухэтажных домов, с верандами и просторными дворами; их гордо именовали «башнями», пусть в них и было не больше трех комнат, как в нашей. Здесь проводили лето владельцы амбаров. У нас же не имелось ни одной бочки, как ни жалко, — ведь будь так, мы могли бы, как только какая-нибудь бочка совсем обветшает, закатить ее в море и плавать в ней, как в настоящей лодке. Когда-то, много лет назад, у дедушкиного отца были свои амбары, но их продали, чтобы дедушка смог учиться и покупать своих «древних». Потому-то у нас и осталась своя башня в Ламагари.

От города до Ламагари полчаса на лодке. Каждый год мы посылали весточку кир Андонису, лодочнику, и он приплывал за нами на своей «Кристаллии» — лодка называлась в честь его жены, утонувшей в море. Обычно кир Андонис брал с собой дочь Артеми, нашу лучшую подружку в Ламагари.

Мы уехали вместе с тетей Деспиной и дедушкой. Папа и мама должны были теперь приехать только на выходные. Что, прямо скажем, очень кстати. Потому что папа, который родился не на острове, настолько боится моря, что не позволяет нам и шагу сделать без сопровождения взрослых. И он считает нас такими глупыми, что, по его мнению, мы непременно поскользнемся на молу, свалимся в море и, конечно, утонем.

А вот тете Деспине вполне достаточно, если мы не натащим песка в дом и будем мыть ноги перед сном, а что касается моря… «Вам только на пользу пойдет поджарить шкурку в соли». Да и дедушка требует от нас только одно: вспомнить вечером очередную древнюю пословицу, которую он рассказал нам утром за завтраком.

Так что мы были уже совершенно готовы к переезду в Ламагари, когда накануне папа позвал нас, чтобы еще раз озвучить свои десять «НЕ» — «десять заповедей», как мы с Мирто их называем. Каждый год он повторяет одно и то же — мы уже наизусть их выучили.

Десять заповедей (папы):

1. Не заплывать на глубину.

2. Не ходить босиком.

3. Не сидеть в море часами.

4. Не лазать по деревьям.

5. Не есть неспелый виноград.

6. Не есть немытый виноград.

7. Не садиться в лодку без взрослых.

8. Не карабкаться на скалы.

9. Не уходить дальше слышимости голоса тети Деспины.

10. Не ссориться.

Мы выслушивали заповеди одну за другой и кивали: «Да, папа!»

Но стоило нам добраться до Ламагари, как мы забывали все до последней буквы. Ну как выполнить все эти «НЕ», которые требует папа? Тогда зачем нам вообще ехать в деревню? Так что «десять заповедей» действовали только в выходные, которые мы из-за этого прозвали «днями отчаяния». Когда остальные ребята собираются идти к дальним скалам за крабами или морскими блюдечками, нам только и остается, что сказать: «Мы не можем. У нас „дни отчаяния“».

Мы сидели на застекленной веранде и ждали, когда за нами приедет кир Андонис. В море была целая флотилия лодок, но «Кристаллию» мы узнали сразу.

— Плывет, плывет! — завизжали мы и высунулись из окна, чтобы разглядеть, приехала ли с отцом Артеми.

Вскоре рядом с кир Андонисом мы различили красное пятно, болтавшееся туда-сюда. А потом послышался далекий голос, словно из подводного царства:

— Мирто-о-о-о-о! Ме-е-е-е-елия!

— Артеми-и-и-и-и! — закричали мы в обе глотки. Теперь-то было отлично видно и нашу подружку, и ее красную юбку, и то, как она машет нам обеими руками.

Стоило нам прыгнуть в лодку, как мы тут же бросились друг другу в объятия.

— А ну, тихо, вы мне мой дом потопите!

Так кир Андонис называет свою лодку — «мой дом». Может, потому, что летом он в ней спит.

Артеми на год старше меня и на год младше Мирто. Так что она у нас обеих в подружках. Она никогда не ходила в школу, и кир Андонис тоже неграмотный и не может ее учить. Зато Артеми знает целую кучу полезных вещей: как зовут всех рыб, каждую, даже самых крошечных! Какая хитрость требуется, чтобы поймать ту или другую. В каких камнях водятся морские блюдечки и куда заплывают креветки. Она сама рыбачит, даже осьминогов сама ловит. И если бы кир Андонис разрешил, то Артеми справилась бы даже с парусной лодкой.

— Ну, как там леопард? — прошептала Артеми.

И мы тут же ей всё выложили: что он повернулся мордой к морю!

На молу уже собралась и поджидала нас вся наша компания: Нолис, Одиссеас и малышка Авги. Они дружно завопили и, как только мы ступили на сушу, вытащили свистки, сделанные из стеблей тростника, и начали свистеть. Тетя Деспина, дедушка и кир Андонис, нагруженные вещами, выдвинулись вперед, а мы — за ними.