Леопард за стеклом - [8]

— И мы тебе на спину медузу бросим! — крикнул Одиссеас.

— Послушайте, не отпускайте ее! — возразила Артеми.

— Ну ладно! — сдалась, захныкав, Пипица. — Скажите только: «Слово чести!»

Мы сказали, но она таки заставила нас произнести это по три раза каждого.

Нолис был прав! Бочка плыла, как самая настоящая лодка. Мы договорились придумать ей подходящее имя и, когда приедет Никос, устроить крестины.

Но в итоге мы все только перессорились! Из-за того, что в бочку едва помещалось три человека, а Нолис и Мирто развалились и даже не думали подвинуться.

Мне удалось только один раз залезть. Потом надоело ждать, пока подойдет моя очередь. И я нырнула в воду… Первый заплыв в этом году. Как же это прекрасно — плавать! Ныряешь с открытыми глазами глубоко-глубоко и видишь в глубине водоросли, которые покачиваются, словно руки, только очень странные, маленьких ярких рыбок и даже морских коньков, плывущих стоя и похожих на часовых на карауле. И как прекрасна эта легкость во всем теле, будто ты летишь! Даже не знаю, есть ли где на земле море прекраснее, чем у нас в Ламагари. То его затеняют сосны, которые спускаются почти к самому пляжу, и тогда оно становится зеленым-зеленым, как виноградный лист, а то вдруг оно небесно-голубое. На дне — мелкий песочек и кое-где разноцветные камешки; в воде они становятся такими яркими, что кажется, будто их недавно разрисовали красками. И подумать только — ведь есть люди, которые рождаются и умирают, так и не увидев моря! Они никогда в жизни не были в Ламагари! Ца-а-ап! Я поймала большого краба, который собирался спрятаться в камнях. Я вынырнула из воды, чтобы показать его остальным, но все собрались вокруг огромной дохлой рыбы, выброшенной на песок. Я отправила своего краба обратно в море (а жаль, у него еще на спине было такое красивое, кофейного цвета пятнышко) и побежала к рыбе.

— Это дельфин, — сказала Артеми.

Нолис утверждал, что никакой это не дельфин, так что мы отправили Мирто за дедушкой.

— Конечно, это дельфин, — подтвердил он, только взглянув. — Затем спросил нас: — А вы знаете историю про дельфина и Ариона?

Никто не знал. Тогда дедушка отвел нас чуть подальше, туда, где нависающие скалы и сосны отбрасывали густую тень на песок, и рассказал про Ариона. Арион был певцом (в древние времена, разумеется, потому что дедушка знает истории только о «древних») и плыл как-то раз на корабле. Моряки решили обокрасть его и вышвырнуть в море. Тогда Арион попросил разрешить ему спеть, прежде чем его бросят в воду.

Взял он свою кифару, спел и прыгнул в море. Однако к нему подплыл дельфин, который был настолько очарован его песней, что взял Ариона к себе на спину и вез до тех пор, пока не показалась суша. Там он певца и оставил. И этой сушей был наш остров.

— Итак, хорошо бы, чтобы вы это запомнили: первым жителем нашего острова был Арион.

Но на каком именно пляже оставил дельфин Ариона, не знал даже наш дедушка. А вдруг это произошло в Ламагари?!

— А я знаю, что дельфинам нравится музыка, — сказала Артеми. — Как-то вдалеке шел катер, и было слышно, как там играют на гитаре и поют. А за ним целая стая дельфинов плыла.

Нолис сел верхом на мертвого дельфина и начал петь. У него такой красивый голос, что точно очаровал бы дельфина, будь он жив. Никос пообещал Нолису, что, если все будет не так черным-черно, как пока кажется, он возьмет его с собой в Афины и устроит в школу и в консерваторию.

Не знаю, что с этими взрослыми такое, всё твердят и твердят: «Дела как сажа бела». Каждый вечер, когда папа возвращается с работы, дедушка спрашивает его:

— Какие новости?

— Темна вода во облацех, — отвечает папа.

— Не могу поверить, что дело идет к диктатуре, а ты? — снова спрашивает его дедушка.

— Все хуже и хуже становится, я же вам говорю, — отвечает папа.

— Король этого не допустит, — встревает в беседу тетя Деспина.

Тогда взрослые начинают ругаться почище нас, споривших, кто первым полезет в бочку. Когда мы спросили дедушку, что такое «темные дела», он сказал нам: это значит, демократии приходит конец. Не «золотому веку» Перикла, но нашей, сегодняшней. А потом произнес древнее изречение, но такое древнее, что мы ни слова не поняли.

Так что, когда наша кошка родила двух котят — одного темно-темно-серого, а другого белого, — мы с Мирто назвали их Темный и Демократия. Дедушка очень смеялся, когда мы ему рассказали, а тетя Деспина разозлилась:

— Это мы виноваты, что болтаем лишнее при детях! Взрослые нас только еще больше запутали (впрочем, как всегда). Мы поняли только одно: если дела будут не как сажа бела, то Никос возьмет Нолиса с собой. И если Нолис вообще ждал кого-то в этом году, то это нашего двоюродного брата.

Когда нам надоело играть с дельфином, мы снова пошли к бочке, а потом на камни и снова на песок. И чего только мы не делали в этот первый день в Ламагари! Словно нам уже скоро уезжать, и нужно все успеть. Мы собирали крабов, ракушки и даже набрали целую корзину морских ежей. Мы разбивали их панцири снизу, как нас учила Артеми, и высасывали икру, не задевая колючки.

К вечеру мы еле на ногах держались от усталости, и, когда тетя Деспина сказала: «А ну, вперед, мыть ноги», мы хотели только одного — стать детьми из лачуг, которые ложатся спать с немытыми ногами.