Леопард. Новеллы - [122]
Говорю тебе, Корбера, Лигия была животным, но она же была и Бессмертной. Увы, словами не выразить той цельности, которую Лигия с абсолютной простотой выражала в своем теле. Не только в совокуплении проявляла она нежную игривость, противную низменной звериной случке. Самая ее речь была чарующе-непринужденной; такую встретишь разве что у величайших поэтов. И неудивительно, ведь она – дочь Каллиопы.
Лигия знать не знала ни о какой культуре, слыхом не слыхала о людской премудрости и свысока смотрела на любые нравственные запреты; но она была частью единого источника всеобщей культуры, всеобщего знания, всеобщей нравственности и являла это первородное превосходство в своей грубоватой красоте.
«Я все, потому что я – невозбранное течение жизни. Я бессмертна, потому что все смерти сливаются во мне – от смерти той рыбки до смерти Зевса. Соединившись во мне, они снова становятся жизнью, только не отдельной и ограниченной, а самородной и, значит, свободной».
«Ты молод и красив, – говорила она. – Сейчас тебе самое время уйти со мной в море. Ты убережешься от хворей и старости. Ты войдешь в мою обитель под толщей недвижных, темных вод, где все – молчаливый покой, столь привычный, что обретший его даже не замечает этого. Я возлюбила тебя, и запомни, когда ты устанешь, когда силы твои будут на исходе, склонись над морем и позови меня: я окажусь рядом, ибо я всюду, и ты окажешься в сонме снов».
Она рассказывала о жизни в морской пучине, о бородатых тритонах, аквамариновых пещерах; но и они, говорила она, были лишь жалкими видениями; истина крылась гораздо глубже, в непроницаемом, безмолвном дворце из самотекущих, вечных вод, без проблесков, без шорохов.
Однажды Лигия сказала, что отлучится надолго, до вечера следующего дня.
«Я отправляюсь на самый край света. Там я, наверное, добуду тебе подарок».
И вот она вернулась – с восхитительной коралловой ветвью пурпурного цвета, покрытой наростом раковин и морской плесени. Много лет я хранил ее в одном из ящиков комода и каждый вечер целовал места, обласканные пальцами Хладнодушной и Благодетельной. Кончилось тем, что Мария, предшественница Беттины на посту домработницы, стащила ее и отдала своему коту-сутенеру. Погодя я отыскал ветвь у одного из ювелиров на Понте Веккио – оскверненную, выскобленную и вылизанную до неузнаваемости. Я выкупил ее и ночью бросил в Арно: она прошла через столько нечестивых рук!
Еще она рассказывала о своих любовниках из человеческого рода за все время ее тысячелетнего отрочества: о греческих, сицилийских, арабских и каприйских рыбаках и мореходах; о потерпевших кораблекрушение, несомых по волнам на скользких обломках мачт; она возникала перед ними на миг – как вспышка молнии в разыгравшейся буре, чтобы обратить их предсмертный хрип в сладостный стон.
«Все они откликались на мой зов и неизменно возвращались; кто сразу, а кто спустя долгое – для них – время. Лишь один так и не вернулся. Это был белокожий, рыжеволосый красавец. Мы соединились на диком бреге, там, где наше море перетекает в море-океан. От него разило сильнее, чем от вина, коим ты потчевал меня второго дня. А не вернулся этот баловень оттого, что был мертвецки пьян и, верно, принял Лигию за местную рыбачку».
Те памятные летние дни пролетели, как скоротечное утро. Лишь со временем я понял, что в действительности прожил века. Это плотоядное дитя, этот безжалостный зверек была еще и премудрой Матерью. Одним своим присутствием она рассеяла мои пустые верования, изгладила самообман ума. Тонкими, вечно окровавленными пальчиками она начертала мне путь к истинному, вечному покою, к жизни воздержанной, вытекающей не из отказа от радостей жизни, а из невозможности принять низкопробные ее радости. И уж я не стану вторым человеком, который не откликнется на зов Лигии; я не отвергну дарованной мне языческой Благодати.
Под стать ее неукротимости, лето стремительно пришло к концу. На исходе августа появились первые робкие тучки; с неба скатилось несколько теплых, как кровь, капель. Ночи окрасились медленной чередой далеких бесшумных зарниц, возгоравшихся одна от другой, словно божественные помыслы. Поутру море голубиного цвета, будто горлица, печаловалось о тайных своих тревогах, а к вечеру покрывалось рябью неуловимого бриза, играя разнообразными оттенками серого: от пепельного до стального и жемчужного; все они источали особенную нежность, лаская взгляд еще пущим блеском. Где-то у самого окоема клочки тумана касались воды: должно быть, возле греческих берегов уже шел дождь. Настроение Лигии тоже менялось; некогда искрометное, оно все больше отражало ласковые переливы серого. Лигия то и дело замолкала; часами пролеживала она на утесе, всматриваясь в тонкую полоску, разделявшую небо и море и постепенно таявшую вдали.
«Дай мне побыть с тобой еще немного. Если я сейчас уплыву, мои товарищи уже не отпустят меня. Ты слышишь? Они зовут Лигию».
Иногда я точно улавливал какой-то необычный звук, более низкий, чем резкие вскрики чаек, и замечал молниеносные всплески у самых рифов.
«Они трубят в морские раковины – призывают Лигию на торжество бури».
Роман «Леопард» принадлежит к числу книг, которые имели большой успех не только в Италии, но и во Франции, Англии и США.Роман «Леопард» вышел в свет после смерти его автора, который не был профессиональным писателем. Князь Джузеппе Томази ди Лампедуза, старый аристократ, был представителем одного из самых знатных и старинных родов Сицилии.Актуальность романа заключается в проблеме, лежащей в центре книги. Это освобождение королевства Обеих Сицилий, осуществленное Джузеппе Гарибальди и его армией добровольцев («Гарибальдийская тысяча»)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Джузеппе Томази ди Лампедуза (1896–1957) — представитель древнего аристократического рода, блестящий эрудит и мастер глубоко психологического и животрепещуще поэтического письма.Роман «Гепард», принесший автору посмертную славу, давно занял заметное место среди самых ярких образцов европейской классики. Луи Арагон назвал произведение Лапмпедузы «одним из великих романов всех времен», а знаменитый Лукино Висконти получил за его экранизацию с участием Клаудии Кардинале, Алена Делона и Берта Ланкастера Золотую Пальмовую ветвь Каннского фестиваля.
Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.
В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.
Держать людей на расстоянии уже давно вошло у Уолласа в привычку. Нет, он не социофоб. Просто так безопасней. Он – первый за несколько десятков лет черный студент на факультете биохимии в Университете Среднего Запада. А еще он гей. Максимально не вписывается в местное общество, однако приспосабливаться умеет. Но разве Уолласу действительно хочется такой жизни? За одни летние выходные вся его тщательно упорядоченная действительность начинает постепенно рушиться, как домино. И стычки с коллегами, напряжение в коллективе друзей вдруг раскроют неожиданные привязанности, неприязнь, стремления, боль, страхи и воспоминания. Встречайте дебютный, частично автобиографичный и невероятный роман-становление Брендона Тейлора, вошедший в шорт-лист Букеровской премии 2020 года. В центре повествования темнокожий гей Уоллас, который получает ученую степень в Университете Среднего Запада.
Яркий литературный дебют: книга сразу оказалась в американских, а потом и мировых списках бестселлеров. Эмира – молодая чернокожая выпускница университета – подрабатывает бебиситтером, присматривая за маленькой дочерью успешной бизнес-леди Аликс. Однажды поздним вечером Аликс просит Эмиру срочно увести девочку из дома, потому что случилось ЧП. Эмира ведет подопечную в торговый центр, от скуки они начинают танцевать под музыку из мобильника. Охранник, увидев белую девочку в сопровождении чернокожей девицы, решает, что ребенка похитили, и пытается задержать Эмиру.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.
Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. В своем новейшем сборнике «Дороже самой жизни» Манро опять вдыхает в героев настоящую жизнь со всеми ее изъянами и нюансами.
Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.
Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.
Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».