Лемур и его еноты - [27]

Во второй было:

«Приезжай немедленно ночью задов будет в городе О».

С ужасом заглянул в часы. Было без четверти двенадцать. Накинув плащ-палатку и схватив сонного

ребенка,

Жэг, как сцепи стартанул - рванулся к крыльцу... Астнавился и одумался. Положил ребенка обратно

в койку.

Выскочил на улицу и помчал к дому старухи самагоншецы.

Он грохал в дверь, сменяя по мере усталости, кулаки и ноги до тех пор, пока не показалась в окне

всклокоченая, освещеная до неузноваемости керосинкой голова соседки замотаной в бегуди.

– Ты чего стучишь? – злобным, от недосцыпания дрожжей, голосом спросила она. – Чего озоруешь?

– Я не озорую, – умоляюще продолжыл Жэг. – Мне нужно проценщицу, теть Машу.

Я ей хотел доверить ребенка

– И что городишь? – захлопывая окно, ответила соседка. – Хозяйка еще с утра уехала в деревню

гостить

к брату - знаем мы таво брата... апять в подоле превезет.

Со стороны Пакгауза донесся гудок приближающегося грузовека...

Жэг выбежал на улицу и едва не сбил сног седова пеарщека - Колоколчекофф-Ёпрста.

– Простите! – пробормотал он. – Вы не знаете, какой это сигнал гудит?

Джентльмен вытянул из кармана жылетки, часы-луковицу.

– Двадцать три пятьдесят пять, – ответил он. – Это сегодня последний грузовик - на 101-й келометр.

– Как – последний? – давясь истерекой, несдавался Жэг. – А когда следующий?

– Следующий - пойдет утром, в три сорок. Э-э-э.., что с тобой? – хватая за курдюк

зашатавшевося Ж, старик участливо пасчупал пульс и измерел тонометром давление.

– У тебя аритмия? Может быть, я тебе чем-нибудь смогу помочь?

– Ах нет! – скрипя зубами и убегая, ответил Жэг. – Терь уже мне не может помочь никто на свете.

Дома ткнулся головом в подушку, апхватив её руками, точно изгнанник, вернувшыйся после долгих

скитаний

к радным берескам, но тотчас же вскочил и гневно посмотрел на спящую девчурку,едва не прожгнув

дырку в

любимом пододеяльнеке "О".

Опомнился, взял себя в руки, одернул одеяло ожогом вниз, столкнул сноги рыжего котенка.

Он позажыгал свет в террасе, в кухне, в комнате и мезонине... сел мимо дивана и покачал головой.

Так просидел он долго и, кажется, ни о чем не думал.

Нечаянно он задел валявшийся тут же, возле входа аккордеон.

Машинально поднял его и стал перебирать нотные клавиши.

Зазвучала мелодия, торжественная и печальная:

У кошки четыррееее ногииии

Но ты трогаааать ееееё нее могииии!!!

За ййеёёё малый роооосттттт...

Жэг грубо оборвал игру на бояне и пошол к окну.

Ёжа плечами и вздрагивая кодыком.

Нет!

Оставаться водиночку и терпеть такую муку сил больше нетути - пора делица...

Он зажгул свечку и, спотыкаясь оп разбросаный повсюду шанцевый инструмент, через сад побрёл в

штапс-сарай.

Вот и чердак.

Взгляд скользил: Веревка.., карта.., мешки.., флаги...

М.Ы.Л.О...

Зажгнул люстру, взгляд увидел большее: Штурвальное колёсо-о-о?!!!

Руки сами ашли и нашли нужный провод, зацепиле его на крюк и резко вертанули колесо.

ОчкиНоскиЯщикиХрящики!!!

Част номир 22.

Лемур спал как обожратый на зиму суслег, когда сабака Рита тронула его за плечо...

Толчка он не почувствовал.

Тагда, схватив зубами за ушы, Псина стащила его на пол.

Тут уж Лемуру волей-не-волей прешлось вскочить - уши чай не казеные.

– Тыващщевахуле чтоли!? Псина фальшывая... Чо эта?! – лупал он глазами, не понимая.

– Че-не будь случилось? Где??

Псина смотрела ему в глаза, шевелила хвостом, мотала мордой и топорщила загривок

обнажая блестящие ряды клыков. Пыталась чота сказать, но кроме:

...абыр...абыр...атлесь гнида... - у неё ничего непалучалось.

Тут Лемур услыхал звон бронзовой рынды: Бумс! Бумс!! Бумс!!! - бутто ктото сорвал ДЖек-пот.

Недоумевая, кому он мог понадобиться ночью в столь позний час, Лемур накинул

халат с кистями, а также - на всякий случай дядену Буденофку и прошествовал в террасу, где и нашол телефоную трупку вертушки.

– Алё... Алёбля!

- Да... я, Лемур!

- ДАДОМА Я-Я-Я!!! - у аппарата.

- Эт хто?

- Кто, Я? Я-то знаю кто я, а вот ты...

- Ты, Жег? - преставляца надо, - кому неспицца в ночь глухую пелотку преодев?!!

Сначала Лемур слушал спокойно.

Но вот губы его затреслись, по литсу поползли красноватые пятна холодного пота.

Он задышал часто и отрывисто - как кролег во время свадебнова гона.

– Да...Да...Да...Только на три часа? Продлять будем? – волнуясь, спросил он.

– Же, ты чо там стонешь? Я все слышу. Не стони! Я приду скоро. Разберёмся.

Он повесил трупку не дослушав короткие гудки и схватил с полки расписание поездатых грузовиков.

– Да, вот он, последний... уехал, в двадцать три пятьдесят пять... индеетц хитрамудрый.

Следующим у нас кто? Следущем пройдет Крезанутый Минсг, и только в три сорок, ктомуже гружоный поджвак (полный - аж рессоры в абратку выгнулись) - вот и отметка: попутчеков

не брать...

Остолбенело жуйя губы, Лёма гонял порожняки: – Поздно! Неужели ничего нельзя сделать?

А если...Нет. Не успеем! Поздно!

Но красная шестерня братцва стали - днем и ночью горит, прибитая к воротам дома.

Он зажег ее сам, вотетой вот - недрогнувшей рукой...

тут Лёма с нанавесьтю стал машинально озераца в поесках цыркулярной пелы...

аднака быстра понел что фарш абратно не пракрутиш

...пребил своей рукой, и ее зубчеки, прямые, острые, блестят и мерцают перед его глазами.