Лемносский дневник офицера Терского казачьего войска 1920–1921 гг. - [42]

Пишите, как живете, уезжают ли с Галлиполи, или ждете, когда развезут всех с Лемноса. Ждите, ибо это будет очень скоро. Здесь строевых, повторяю, нет [и] 3-х тысяч! Один, два транспорта, и все будет кончено.

Почему Володя ничего не напишет?

Мы теперь очень интересуемся Владивостоком, боюсь только, чтобы он не кончил так, как Кронштадт. Бог даст, мои опасения не оправдаются. Не исключается возможность продолжить борьбу с большевиками. На Дал[ьнем] Вост[токе] еще далеко, далеко не все кончено, и я ни на одну минуту не перестаю верить в то, что с большевиками кончим.

Сейчас пришел очередной транспорт 412, который, по слухам, сегодня же ночью уходит, а потому спешу отправить письмо. Если привезли что-либо от вас, будет отлично. Уверен, что хорошее.

Дошли до нас приказы Главкома, из которых видно, что у вас идет разложение вовсю. Этому не придавайте абсолютно никакого значения. Правда, больно это все переживать, но это к лучшему. У нас этот процесс начался еще в середине марта, кончился в конце апреля. Ушла в беженцы большая половина, но зато осталось наиболее твердое, энергичное, деловое, товарищеское. Скулежа меньше, жизнь лучше, бодрее.

Целую, жду известий. Костя.

* * *

(на простой бумаге)

Лемнос, 19 19/VI 21 ст. ст.

Раньше всего поздравляю тебя, дорогой Володя, с прошедшим днем Ангела[379] и от всей души желаю следующий этот день встретить в лучших условиях и в более приличном месте, а лучше всего, конечно, если и не дома, то в России.

Поздравляю вас обоих с наступающим днем Ангела Маруси[380]. Как-то они живут дома? Мысли об этом приводят меня в ужас. Если мы здесь терпим лишения, то они там, пожалуй, во сто крат больше, не говоря уже о нравственных переживаниях.

Как твоя малярия, Володя? Не болеешь ли еще? Я похвастаться не могу. У нас такое дурацкое место, что малярия захватила меня. Правда, не очень сильно, но ослабел довольно порядочно. Какова у вас местность? Не малярийная ли?

Обещают нас всех к 1 августа по ст. ст. вывезти в Болгарию, это только меня и удерживает, а то был бы я уже в Галлиполи, ибо перемена климата необходима. Подожду еще недели две, а там, быть может, и ахну к вам.

Имеются у нас сведения, что дивизия Барбовича в составе 3771 человек (какая точность) отправлена уже в Сербию на пограничную службу, и теперь очередь отправки в Болгарию 7000 человек, 3500 человек с Лемноса и 3500 с Галлиполи[381]. Если это так, то Лемнос будет ликвидирован окончательно.

У нас страшная жара, градусов до 60. В маленьких палатках одинарных страшная жара и духота. От солнцепека и духоты спастись негде, ибо на всем Лемносе нет ни одного деревца. Часов с 12 дня и до 8 вечера мы сущие мученики.

А тут еще недоразумения с водой, здесь же пресная вода только с опреснителя, теплая, гадкая, да еще очень часто опреснитель бунтует и воды выдает прямо микроскопические порции. Так, например, мы сегодня получили на сутки на 7 человек 1 ведро воды[382]. Добрую память оставят о себе французы у сидящих на Лемносе. Войной на Францию я, кажется, пойду с особым удовольствием в союзе с кем бы то ни было[383].

Я только поражаюсь тому, что смертность здесь сравнительно невелика[384]. Можно было бы ожидать просто вымирания нашего брата. Французы, по всей вероятности, на это и надеялись.

Как отражается на вас греко-турецкая война?[385] Я всегда с особым удовольствием читаю, когда турки бьют греков. Дрянной народишко эти греки.

Пишите, крепко целую вас. Быть может, до скорого свидания. Дай Господь вам всего доброго. Костя.

* * *

(на тетрадном листке в клетку)

Гор. Ямбол (Болгария).

5 (18) октября 1921.

Дорогие Коля и Володя. Вот уже около месяца, как наш полк в Болгарии. Не писали Вам, так как у нас ходили слухи, что вы вот-вот приедете в Болгарию, что чуть ли вы уже не в дороге.

23-го августа старого стиля, за два дня до нашего отъезда с острова Лемнос, в 5 часов вечера после брюшного тифа скончался Костя, и на другой день похоронен на русском кладбище.

По получении настоящего письма дайте о себе знать. Сообщите свое будущее местожительство /полный адрес/, чтобы я мог Вам подробно обо всем написать. М.б., мы в Б[олгар]ии увидимся.

Пишите по адресу: «Болгария. Город Ямбол. Офицерская сотня Терско-Астраханского казачьего полка. Подпоручику Треугафт».

В субботу 2 октября было Косте сорок дней, и мы служили панихиду.

(подпись) [В. Треугафт]

* * *

(на тетрадном листке в клетку)

24 октября 1921. Гор. Ямбол.

Дорогой Коля. Несколько дней тому назад я послал по адресу Офицерской Артиллерийской школы на имя Володи письмо, в котором сообщил о смерти на о. Лемносе 5 сентября (23 августа ст. ст.) Кости. Там же он и погребен на русском кладбище.

Умер Костя за 2 дня до отъезда нашего полка в Болгарию, в корпусном лазарете, от брюшного тифа.

Пишу все это во второй раз, на случай, если первое письмо не дошло по назначению. Очень хотелось бы встретиться с Вами, Коля, чтобы подробно обо всем рассказать и передать имеющиеся у меня на руках: крест, медальон, кольцо и две тетрадки – дневник Кости.

Что Вам известно о будущем Вашем местопребывании? Если Вы приедете в Болгарию, то мы всегда можем встретиться. После лемносского плена кажется, что гостеприимная Болгария снова вернула всех нас к жизни. Как-нибудь напишу о нашей жизни.