Лемносский дневник офицера Терского казачьего войска 1920–1921 гг. - [27]
29[-го] мы перебрались на «Дон», едем в кают-компании. Ехать лучше, чем на «Владимире» и «Моряке».
1-го декабря поздно вечером[268] «Дон» вошел в бухту Лемноса и бросил якорь.
2-го декабря часам к 2-м дня мы снова, с тоской на сердце и со страхом и ужасом, вступили на землю Лемноса. Часам к 6-ти вечера мы имели уже свою раскинутую палатку. Поселились мы там 10 человек: Грабовский, Цыганков, Кавтарадзе, Виноградов, Воротников, Бовин, Никольский, Мейзе, [и] я.
На этом месте[269] прожили мы ровно 1 месяц и 4 дня. 6-го января 1921 года, на рассвете, нас перевели в новый лагерь[270] верстах в 25 от этого, близ города Мудроса.
Как прожили мы этот месяц. Погода стояла отличная, каждый день солнце и тепло. Ходить было можно в одной кожаной куртке. Это не то, что первый раз в середине ноября, когда ветер холодный с ног валил.
Питание налажено вполне. Получаем свой паек, и довольно крупный, вполне исправно. Не хватает только хлеба. Все попытки посадить нас на котел и кормить бурдой встречают самый ярый отпор с нашей стороны. По нашим общим настояниям нас выделили в отдельную артиллерийскую сотню. Теперь мы входим в состав Терско-Астраханского полка[271], командует нами полк. Цугулиев, [а] нашей сотней – Лепилкин. Федюшкин еще с «Дона» уехал в беженцы, вместе с Выговским.
Хотя, повторяю, паек довольно большой, но нам с голодухи его не хватает. Никак не можем наесться. От вшей избавиться тоже очень трудно, хотя ходим и в дезинфекционные камеры, и три раза в день занимаемся избиением их. К Рождеству удалось даже кое-как постираться, а самому остаться на это время в костюме Адама. Ведь смена белья единственная же.
Чем занимаемся мы. Раньше всего играем в карты, в преферанс, и довольно усиленно. Во-вторых, жарим и варим. Я – за начальство по части жратвы, и меня называют «диктатором». Зубоскалим, песни поем и внимательно слушаем и ловим сплетни и рассуждаем, без конца рассуждаем по поводу всей ерунды, какую приходится слышать.
Особенно много приходится говорить о Бондаре. Полковник Бондарь, заведующий хозяйством в полку. Притворяется такой тихоней, что ужас, а сам – вор, мошенник и прохвост, каких мало. И сам он это знает, но чувствует силу в руках и никого и ничего не боится.
Несколько дней занимал нас вопрос о том, как Воротникова повар хотел черпаком по голове ударить, и как удивлен был команд[ир] полка гневным видом Воротникова, возмущенно приволокшего этого повара непосредственно к Цугулиеву.
Немало развлечения и тем для беседы доставляет и [сам] Цугулиев нам. Это хитрый, как и все осетины, но глупый и недальновидный человек, явно протекционирующий всем осетинам, крайне нетактично держащий себя по отношению к офицерам и открывший свою осетинскую «лавочку».
Много смеха вызвал его приказ в Сочельник под Рождество о том, чтобы оправляться ходили в ровики, и больные венерическими болезнями не запускали бы своих болезней и ходили лечиться. Нашел время в Сочельник! И адъютант его тоже не из умных, очевидно, есаул Коваль.
Мы в курсе всех дел, [поскольку] Мейзе назначен личным адъютантом начальника Донского лагеря ген. Секретова и бывает с ним ежедневно у ген. Бруссо на заседаниях.
Как-то было секретное заседание у Цугулиева. Что там было, одному Аллаху известно, но слухи дошли, что начали или, вернее, продолжили агитацию, начатую [еще] в Крыму против атамана и Букановского. Осетины и здесь не хотят умиротвориться.
Долго и много рассуждали о новостях, привезенных Виноградовым, ездившим в Константинополь и привезшим новости, что что-то будет, что-то ожидается, но что именно – неизвестно[272].
На Рождество написали мы своей палаткой поздравление Бруссо с праздником, и все подписали. Получили ответное письмо от Бруссо и выговор от Цугулиева в приказе за это.
Рождество мы встретили по-хорошему. Целый день не ели, а вечером ели кутью. На первый день – улучшенную пищу.
Встречали Новый год совсем по-хорошему. Пришли гости: Буланов с женою. Они устроились в лазарете и живут по-хорошему. Принесли сладкий пирог с вареньем. Мы наварили «рагу». Купили коньяк, сладкий рис. Просидели компанией в 15 человек до утра.
Наутро поздравлял Цугулиев с Новым годом, все сотни отдельно, и говорил всем одно и то же, за что и был сильно осмеян.
Из крупных событий за этот месяц – это был приезд генерала Врангеля[273]. Генерал Врангель обходил части в сопровождении своего штаба и генерала Бруссо. Затем он свел полк и сказал, чтобы держались дружнее, что далеко еще не все проиграно, что будут лучшие времена, и он обещает всех опять повести в Россию на борьбу за общее дело.
Говорил он очень энергично, твердо и определенно, хотя и не совсем точно и определенно. Да, положим, что точного и определенного мог сказать Врангель через месяц – полтора после эвакуации.
Затем он предложил задать ему вопросы по тем или иным интересующим вопросам. К вечеру он уехал к себе на яхту
