Лекарство от любви - [55]

Действительно, на следующее утро вынырнувшие из туманной сырости разведчики доложили, что впереди очередной разрушенный мост (причем от этого осталась лишь пара быков, торчавших из воды на середине реки), и на сей раз брод отыскать не удалось. Инженерным подразделениям Изольды пришлось, наконец, приступить к делу, и продвижение армии впервые было остановлено на целый день. Дождь продолжал лить на протяжении всего этого дня, и вода в реке постепенно прибывала, словно соревнуясь с инженерами и отряженными им в помощь солдатами, тянувшими переправу из досок и бревен (на которые разбирали дома ближайшего села, все равно уже, разумеется, покинутого). Изольда могла бы удерживать небо свободным от туч непосредственно у них над головами, но не видела смысла тратить на это силы, поскольку это не спасло бы от воды, несомой с севера. Она лишь прекратила дождь на короткое время, чтобы, взяв троих гребцов, сплавать на лодке к быкам, вокруг которых на реке, в обычное время спокойной, уже наливались желваками мутные буруны. Возвратившись, она сообщила Каю, что этот мост уже явно обрушен не без помощи мощного заклинания. Выходит, кто-то из магов — возможно, что и не один — все же рискнул наведаться в прифронтовую зону. Хотя теперь противник, скорее всего, лучше представлял себе радиус поражения Изольды и знал, когда нужно уносить ноги.

В тот же день Армия Любви пополнилась первыми перебежчиками. Первые из них были, впрочем, не перебежчиками в точном смысле — хотя имперские власти, несомненно, назвали бы их именно так; это были всего лишь мирные жители, которым удалось-таки спрятаться от принудительной эвакуации. После того, как имперские солдаты ушли, они не могли вернуться в свои дома — отчасти из страха, что имперцы еще нагрянут с контрольным рейдом, отчасти потому, что в их городах и селах не осталось съестных припасов, а то и домов с уцелевшими окнами и дверями — и скрывались по лесам или бродили по опустошенным землям в поисках еды. Некоторые рылись в огородах выселенных деревень в поисках уцелевших съедобных кореньев или собирали грибы и ягоды, другие рыбачили или даже охотились с луком и стрелами на дичь; кому-то удавалось поймать разбежавшихся во время торопливого избиения домашних животных. Теперь, когда Армия Любви целый день стояла на одном месте, эти люди (уже, конечно же, накрытые влиянием Изольды) стягивались к ней с разных сторон, словно влекомые магнитом. Кай удовлетворенно отметил про себя, что они не столь уж безнадежны, раз, во-первых, нашли в себе смелость не подчиниться приказу даже с риском для жизни, а во-вторых, не только сумели спрятаться от солдат, но и не растерялись потом, вырванные из привычного многим поколениям уклада. Окончательно погрязнуть в несвойственном Каю оптимизме мешали два факта: во-первых, таких людей были все-таки считанные единицы (из многих тысяч безропотно подчинившихся эвакуации), а во-вторых и в-главных, они сделали это не ради идеалов свободы и разума, а для того, чтобы стать рабами любви. Впрочем, кое-кто из них, очевидно, остался не ради Изольды, а просто из чувства протеста и злости по отношению к тем, кто выгонял их из родных домов и уничтожал все плоды их нелегкого крестьянского труда…

Но вечером, когда шаткие плавучие мостки из бревен и досок дотянулись, наконец, до другого берега, переправившиеся первыми разведчики столкнулись с настоящими перебежчиками — солдатами, дезертировавшими из имперской армии. Те прибыли не поодиночке и не разрозненной толпой, а организованным конным отрядом численностью в две дюжины (до полноценного взвода не хватало третьей) под командованием совсем юного корнета и старого капрала. Как корнет вскоре рассказал Изольде (краснея и слегка заикаясь от волнения), он был направлен со своим взводом обеспечивать эвакуацию одной из деревень к северу от дороги; это была его первая «боевая» миссия, от которой он, впрочем, никаких боевых действий не ожидал, полагая, что его задача — всего лишь помочь местным жителям. Однако жители категорически не желали бросать свои дома и имущество, а также мириться с уничтожением провианта и скота. В солдат полетели камни и комья земли, кто-то бросился на кавалеристов с вилами и ранил одну из лошадей. Тогда ротмистр, командовавший всей операцией, приказал рубить бунтовщиков без пощады и жечь дома — причем под бунтовщиками при этом понимались все селяне от мала до велика. Возмущенный жестокостью этого приказа, корнет отказался его выполнять. Тогда ротмистр велел солдатам арестовать изменника; возникла стычка, в которой часть взвода корнета, включая старого капрала (выходца из такой же деревни), встала на сторону своего командира, но силы были неравны, неполным двум дюжинам противостояло втрое больше солдат, и предотвратить экзекуцию крестьян не было никакой возможности. Корнет, пожалуй, и сложил бы голову в неравной схватке, но капрал, оценив расклад и наплевав на субординацию, велел ему и его людям скакать на запад. Схватка вышла короткой и не особенно кровавой, бунтовщики потеряли троих, но к ним примкнули еще трое из других взводов; часть крестьян успела разбежаться, пока солдаты выясняли отношения друг с другом, и ротмистр велел прекратить преследование перебежчиков и вернуться к главной задачи — уничтожению деревни. С тех пор — прошло неполных два дня — мятежный отряд ехал навстречу Изольде по опустошенной стране. Точнее говоря, сперва они выехали к реке выше по течению — мосты там тоже были разрушены — а затем повернули к югу. Пару раз они замечали вдали других людей, также оставшихся вопреки приказам, но те, завидя солдат, убегали и прятались, не слушая призывов «мы — свои!» — в чем их, конечно, трудно было упрекнуть.