Лекарство от любви - [57]

По крайней мере они были избавлены от необходимости жить в такую погоду в палатках. Вдоль теперь уже бывшей имперской дороги хватало поселений, достаточно крупных, чтобы вместить двухтысячную армию (и ныне, разумеется, совершенно пустых). Хотя имперцы и старались при отступлении привести их в негодность, обычно дело ограничивалось разбитыми окнами и дверями; лишь кое-где успевали повредить и крышу. Несколько деревень, правда, были полностью сожжены — вероятно, там жители оказали сопротивление «эвакуаторам» — но в основном дома стояли практически целые. Причем вряд ли дело было в дожде, мешавшем устроить пожары — ведь и в городах, оставленных еще до начала непогоды, наблюдалась та же картина. Вероятно, имперские власти все еще надеялись на победу (очень глупо со стороны тех, кто пока может лишь беспомощно пятиться, думал Кай) и возвращение беженцев домой.

Все же пятиться, надо признать, у них пока что получалось. Хотя новые беглецы и дезертиры, сумевшие скрыться от имперских солдат, присоединялись к Армии Любви каждый день, их счет по-прежнему шел на единицы, максимум — на десятки. (Изольда присматривалась ко всем новичкам, а особенно к прибывавшим поодиночке: что, если поиски Светлых вновь увенчались успехом, и они нашли еще одного убийцу, не подвластного ее чарам? Но ее простейший тест — внезапно продемонстрированный правый профиль — раз за разом не давал результата; новоприбывшие смотрели на нее одинаково влюбленными глазами что до, что после.) И каждый новый день пути по некогда процветавшей, а теперь — безлюдной, словно вымершей после какого-то чудовищного бедствия местности не лучшим образом действовал уже на многих в тащившемся сквозь грязь и ненастье войске. Особенно на тех, кто задумывался о том, что этим бедствием стали они сами. Нет, разумеется, все они были по-прежнему влюблены в Изольду и готовы ради нее в огонь и в воду (причем готовность по части воды подтверждали ежедневно). Но как-то все это было… не так, как представлялось им в мечтах. Романтический поход Армии Любви по Империи, с восторгом ложащейся к ногам их Госпожи, оборачивался более чем прозаическим нудным и тяжелым маршем, в котором нет надежды даже встретить врага, чтобы сорвать на нем злость. Если что еще удерживало солдат — особенно добровольцев, присоединившихся уже во время похода — от потасовок между собой, то главным образом это была усталость, а вовсе не чувство долга и не страх перед наказанием. Ругань, тем не менее, звучала то и дело. Кто крыл Империю и Светлых магов, кто, не вдаваясь в причинно-следственные связи, «проклятую погоду», а кто-то и своих товарищей; те отлаивались в ответ. Ни одного непочтительного слова в адрес Госпожи, конечно, произнесено не было. Но Кай догадывался, как будут дальше развиваться заскорузлые мысли в головах этих вчерашних крестьян и подмастерий, незнакомых с настоящей воинской дисциплиной: гнев, который они никогда не посмеют направить на обожаемую командующую, переместится на ее офицеров, которые что-то там не учли, не предвидели, не так посоветовали и в итоге подвели свою Госпожу и ее преданных солдат. Он предупредил об этом Изольду, вновь предложив ей разогнать тучи — пусть это не высушит дорогу, но солнце вместо нескончаемого дождя способно оказать почти магическое воздействие на настроение людей. Но Изольда повторила, что не желает тратить силы впустую. Отклонила она и предложение отделить наименее дисциплинированную часть войска, оставив ее в качестве гарнизонов в уже покоренных без сопротивления городах, дабы исключить негативное влияние этой публики на остальных. «Я черпаю свою силу в каждом из них, Кай, — напомнила Изольда в ответ. — И эта сила мне понадобится».

Армия вступила в очередной пустой город, предварительно помокнув пару часов под дождем, пока его сперва обследовали разведчики, а затем квартирмейстеры и инженеры определяли наименее пострадавшие дома и приводили их в приемлемое для ночлега состояние; чаще всего личный состав распределяли в большие помещения типа складов и казарм, а не в пустые особняки городских богачей, ибо так приходилось закрывать досками и брезентом меньше оконных и дверных проемов и проще было решать вопросы с отоплением, кормежкой и безопасностью. Это было логично, но это опять-таки не поднимало настроения «победителей», вынужденных спать рядами на полу складских помещений, согревая их общим теплом своих тел, вместо того, чтобы нежиться в господских постелях и мародерствовать в брошенных богатых домах. Пусть даже это богатство — не вывезенное и не уничтоженное на месте — и существовало главным образом в их воображении…

Кай, конечно же, не ютился на тюфяке в общем зале. Изольда и ее старшие офицеры расположились в изящном доме с башенками, выходившем на центральную площадь. Его высокие стрельчатые окна были очень неудобны для разбивания — нужно было расколотить каждый из множества стеклянных квадратов по отдельности — и потому были выбиты лишь на первом этаже, да и там не полностью. Дорогую мебель отступавшие по большей части порубили мечами и алебардами, но тем самым лишь оказали услугу новым постояльцам — обломками мебели было удобно топить камин. Едва двое угрюмых солдат втащили в облюбованную Бенедиктом комнату походную кровать и вышли прочь, Кай блаженно растянулся на ней, закинув ноги в сапогах на спинку и наслаждаясь теплом и отсутствием сырости. В сгущающейся темноте за окнами все так же моросил треклятый дождь, но сейчас даже стук капель по стеклу — где-то там, снаружи — казался Каю почти уютным.