― Ния, почему ты на меня так смотришь? Я же тебе не враг, ― проблеяла испуганно, ― помнишь, кто помог тебе, вытащив из переулка, приведя к себе домой? Я ― Оля, ты можешь называть меня Лёка. Ты что, всё забыла? — я взяла себя в руки и старалась говорить уверенным тоном, хотя мне и было страшновато.
Видела, как она расслабилась, услышав мой голос; выдохнула и, похоже, собиралась что-то мне сказать, но не смогла. Её лицо исказила гримаса боли, и Ния упала набок, чуть не свалившись с кровати. Я бросилась к ней и, подтянув покрывало к стене, передвинула её подальше от края. А потом подложила подушку под голову. Она моргнула своими круглыми совиными глазами.
― Спасибо, Лёка, я у тебя в долгу. Немного посплю, а потом уйду и больше тебя не побеспокою. И, пожалуйста, не бойся меня: я не обижу ни тебя, ни твою сестру, ― она закрыла глаза, дав понять, что наш разговор окончен. Её голос теперь звучал совсем иначе, чем в переулке. Это был скорее усталый шёпот больного человека. И всё же мне было не по себе.
У меня накопилось много вопросов к Ние, и, прежде всего, кто она такая? Я не знала, что делать с её ранами. И потом, надо было бы ей сменить одежду и обувь. И ещё меня распирало от любопытства, где она купила такие прикольные линзы с вертикальными зрачками?
Но она спала, или делала вид, что спит. Вспомнилось, как Ния на равных дралась с человеком в сером плаще. Она была опасна, это я понимала. Совру, если скажу, что ни разу не пожалела о своём безрассудном решении ― притащить незнакомку в дом. Пожалела и ещё как! Но дело было сделано.
Я ещё раз взглянула на спящую Нию, её грязное трико и странную обувь, но трогать её не решилась. Вышла из комнаты и тихонько закрыла дверь. Хоть Ния и пообещала «не обижать» нас с сестрой, но я ей не доверяла. О том, чтобы сегодня вернуться на работу, не могло быть и речи: ни за что не оставила бы сестру наедине непонятно с кем.
Вернувшись на кухню, позвонила начальнице, Зое Михайловне. Это был тяжёлый разговор, и мне попало по полной программе, но каким-то чудом всё-таки удалось убедить «старую ворону» ― так мы звали её за глаза ― что невозможно оставить больную сестрёнку дома одну. Я врала вдохновенно и убедительно. В итоге, побожившись отработать пропущенное время, всё-таки получила разрешение остаться дома.
Не скажу, что, Катя обрадовалась такой новости. Когда я зашла к ней, чтобы сообщить радостную весть, она сидела в постели, обложившись чипсами, с моим ноутбуком на коленях, явно собираясь зависнуть в сети. Узнав, что я дома, она скривилась, словно съела целый лимон без сахара. И долго не отдавала мой ноутбук, вцепившись в него не хуже клеща. Свою собственность я всё же вернула, как и половину чипсов, и, выслушав о себе много нелестных выражений, самым безобидным из которых было «безмозглая курица», ушла на кухню.
Я не сердилась на сестру, хорошо её понимая ― сама не так давно была подростком и довольно вредным. Научилась не обращать внимания на её выпады, мне и так хватало забот, чтобы ещё дёргаться из-за всяких глупостей. Например, надо было решать, как быть с Нией, и хорошенько подумать, в какие неприятности может вылиться мой неожиданный, даже для меня самой, приступ человеколюбия. Я сама создала себе новые проблемы, хотя до сих пор не знаю, что со своей-то жизнью делать. Особенно после того, как в этом году решила не поступать в университет.
Все, читай — родные, были в шоке. Решили, что это последствие стресса и экзаменов, депрессия и всё такое. Я не мешала им так думать и до следующего года молча устроилась на работу лаборантом.
А на самом деле просто ещё не решила, кем хочу быть. Зато точно знала, что не буду учиться там, куда меня так усердно запихивали папа с мамой. Им об этом не говорила, чтобы не расстраивать, и даже младшей сестре позволяла называть себя «безмозглой курицей». Ну и ладно. Пусть думают, что хотят. Это ведь моя жизнь, и что с ней делать ― мне решать.
Я посидела на кухне, погрызла чипсов, потом несколько раз ходила то к Катьке, то к Ние, но они обе спали, как сурки, и это было хорошо. Наконец, смогла заняться собой: приняла душ и переоделась, попыталась почитать, но почувствовала, что очень устала, и сама не заметила, как уснула за кухонным столом.
Проснулась я от шума, что-то упало, и совсем недалеко. Сначала я сбегала в комнату сестры и убедилась, что с ней всё в порядке. А потом зашла к моей новой знакомой. Ния встала и, видимо, пыталась уйти, но упала ― сил не хватило. Раз уж она проснулась, я решила вплотную заняться ею. Для начала помогла ей сесть на пол.
― Ния, слушай, ты слаба, идти тебе пока никуда нельзя. Давай я промою раны и обработаю их йодом. Одежду дам ― переоденься. Мы с тобой одного роста, ― ободрённая тем, что она меня слушает и не возражает, достала из шкафа рубашку и джинсы, ― держи, думаю, будет в самый раз.
Вместо ответа странная девушка кивнула и стала расстёгивать на себе одежду. Она разделась при мне безо всякого смущения, будто делала это много раз. Зато я смутилась и пошла за аптечкой. Вернувшись, старалась не пялиться на практически обнажённую девчонку, осторожно вытерла кровь с её лица. Я же помнила, на виске была рана, кровь из неё заливала полщеки и даже попала на кружевной воротник. Но сейчас никакой раны там не было. Ни следа, ни капельки…
