Легко - [8]
Мне бы сейчас немного музыки, немного музыки, чтобы прийти в себя, потому все это вообще ни на что не похоже…
Я даже представить себе не могла, какая же он свинья, думала я, открывая дверь от гардеробного шкафчика. Подруга Петруша в последнее время что-то все молчит, как будто обиду копит. А вообще действительно, думаю, ведь непонятно. Что я вообще здесь делаю? Это что, это действительно я все это реально делаю? И просто все задают вопросы. Вчера, после всего этого — закрыла я глаза, уже в кровати. Совсем раздетая и было мне так хорошо, что в течение целого вечера мой макияж совсем не испортился, ну хоть такая польза от долгого ожидания. И ждала. Ждала Иеремию, ну давай, иди сюда, вот я здесь, твоя малышка-колдунья, сейчас я действительно вся твоя, ничья другая. У тебя получилось, и ты заслужил, сейчас — правда, действительно заслужил, я не могу отказать. Сейчас, пару минут раньше, мы провернули такое дело. У нас, правда, не совсем чисто все получилось, на меня вообще вдруг напал ступор, не знаю, почему. А вот сейчас, думаю, у нас с тобой все получится, нет, я просто знаю, что вот сейчас точно все получится, как было задумано. Мы будем любить друг друга, да, мы с тобой, мой кровавый зверь, ха! Сейчас мы совсем одни! И вот в этот самый момент — что делает этот идиот? Что сделал этот заяц? Этот придурок? Этот козел?
— Агата, я пойду, я должен уйти, не могу здесь быть больше! — слышу голос из коридора.
Я вскочила с постели и выбежала из комнаты. Да это невозможно своим ушам поверить, у меня еще все шумит внутри, гораздо сильнее, чем раньше. Это как это, в каком смысле он не может здесь больше быть? А я, значит, могу? Что он здесь сейчас делает? Он что, думает после всего этого оставить меня с носом? Только этого не хватало.
С лестницы я видела, как он моет руки под краном в кухне, лицо все позеленело. А раньше он был нормальный. Даже совсем ничего. А сейчас весь позеленел и весь нервный, отличный контраст алой крови, которой все полно вокруг, как будто у тех самых хирургов в «Скорой помощи». Кто теперь это убирать будет?
— Что ты несешь? — говорю я, как можно более непринужденно. — Поднимайся наверх! Ночь еще молода! Говорю я и раскрыла обе руки над гостиной. Вот смотри, вот она — я, с длинными черными волосами, я — царица, хозяйка этого пространства, это — что-то совсем новое, другое, это же фантастика, а гостиная — вся разбита, ага, вот что, оказывается, можно сделать одним только ножиком. Как много я могу! Отлично. Эй, как здорово! Все точно так, как хотела. Если так, тогда — что это с ним, с моим? Как это может быть? Что ему сейчас вдруг не нравится?
Да ну, дьявол с ними, с деталями. Сейчас это не важно, сейчас действительно это все не важно.
— Извини, говорит Иеремия и пятится к дверям, кишка тонка, ему тоже страшно — какая у меня сила, это слишком для него, его трясет, он даже куртку одевает.
— Куда ты идешь? Ты что, совсем спятил?
— У Бочкота сейчас вечеринка, наверняка еще сидят. Я туда. Мне нужно к людям, не могу больше здесь быть, это слишком. Ну, и заправиться мне надо. Очень надо.
Он что, с ума сошел? Что, прямо сейчас? А я? А где здесь двойственное число?
— Хорошо, я с тобой, — говорю как можно более беззаботно. — Ты только минуту подожди, я оденусь.
А в ответ — жбам, двери захлопнулись, сбежал, не сказав ни бе, ни ме. Я тупо смотрю ему вслед. Что это с ним? Что за придурок!
В ушах у меня по-прежнему эхо. Плохо мне, я совсем не спала. Что я вообще здесь делаю? Учительница что-то там говорит, какую-то ерунду.
Уже много времени прошло, как я не слушала музыки, Суфьяна[10], или Темнозорь[11], эти песни мне всегда давали драйв; потом я взяла мамину кредитку, за пять минут проверила макияж, оделась и пошла. Пошла в банкомат, сняла пятьсот евро, чтобы хоть какое-то время прожить, пока кредитка еще действует. Я должна выжить, хотя бы еще пару дней. Ходила по улицам, ходила царицей, королевой, ничто меня не волновало, была ночь. И никто мне ничего не мог сказать. Потом я позвонила Криштофу узнать, был ли у него Иеремия, покупал ли товар. Он что-то ужасно мямлил, абсолютно без толку, но о Иеремии ничего не знал. Я села на цветочную кадку перед магазином «Меркатор», выкурила одну сигарету, потом вызвала такси и поехала к Вучко, проверить, покупал ли Иеремия товар у него. Вучко почти инфаркт хватил, когда он увидел меня в такое время. Спрашивал, как и что с родителями — по-моему, боялся насчет полиции, но я ему ничего не сказала. О Иеремии он тоже ничего не слышал, этот парень как сквозь землю провалился, Вучко только смотрел на меня во все глаза и даже не захотел открыть дверь до конца. Я только смотрела на него, на эту его рожу между створками дверей, и настроение у меня немного скисло.
Единственное, что мне показалось правильным, если уж я его подняла с постели, купить у него немного товара. Раз уж у меня были с собой деньги. Он меня впустил; даже приготовил чай, поскольку видел, что я без энергии, дал мне столик на две втяжки.
Я снова почувствовала себя ведьмой, богиней.
Я ходила королевой по улицам, а ночь вообще не была больше ночью. Она была светлой и сумасшедшей, абсолютно неоновой, асфальт мягким, как будто с любовью расстеленное хлопковое одеяло. А я плыла по этому асфальту как на пароме между островами в Хорватии Башка-Лопар
Весной 2017-го Дмитрий Волошин пробежал 230 км в пустыне Сахара в ходе экстремального марафона Marathon Des Sables. Впечатления от подготовки, пустыни и атмосферы соревнования, он перенес на бумагу. Как оказалось, пустыня – прекрасный способ переосмыслить накопленный жизненный опыт. В этой книге вы узнаете, как пробежать 230 км в пустыне Сахара, чем можно рассмешить бедуинов, какой вкус у последнего глотка воды, могут ли носки стоять, почему нельзя есть жуков и какими стежками лучше зашивать мозоль.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.
Роман «Левитан» посвящен тому периоду жизни писателя, что он провел в тюрьмах социалистической Югославии. Сюжет основывается на реальных событиях, но весь материал пропущен через призму творческого исследования мира автором. Автобиографический роман Зупана выполняет особые функции исторического свидетельства и общественного исследования. Главный герой, Якоб Левитан, каждый день вынужден был сдавать экзамены на стойкость, веру в себя, честь. Итогом учебы в «тюремных университетах» стало полное внутреннее освобождение героя, познавшего подлинную свободу духа.
Славко Прегл известен детско-подростково-юношеской Словении как человек, все про нее знающий и пользующийся в этой самой трудной читательской аудитории полным и безоговорочным доверием. Доверие это взаимно. Веселые и озабоченные, умные и лопухи, отважные и трусоватые — они в глазах Прегла бесспорно талантливы. За всеми их шуточками, приколами, шалостями и глупостями — такие замечательные свойства как моральные устои и нравственные принципы. При этом, любимые «гении» Прегла — всегда живые. Оттого все перипетии романа трогают, волнуют, захватывают…
Книга представляет сто лет из истории словенской «малой» прозы от 1910 до 2009 года; одновременно — более полувека развития отечественной словенистической школы перевода. 18 словенских писателей и 16 российских переводчиков — зримо и талантливо явленная в текстах общность мировоззрений и художественных пристрастий.
Словения. Вторая мировая война. До и после. Увидено и воссоздано сквозь призму судьбы Вероники Зарник, живущей поперек общепризнанных правил и канонов. Пять глав романа — это пять «версий» ее судьбы, принадлежащих разным людям. Мозаика? Хаос? Или — жесткий, вызывающе несентиментальный взгляд автора на историю, не имеющую срока давности? Жизнь и смерть героини романа становится частью жизни каждого из пятерых рассказчиков до конца их дней. Нечто похожее происходит и с читателями.