Легко - [40]
Агата: До обеда была гроза, не могло сильно намокнуть. А перед этим две недели суша. Если у вас есть насос, выкачайте из машины литр бензина, вот и будет костер. А дрова я наберу.
Тишина, Шулич готов рассмеяться. Пожимаю плечами.
Я Шуличу: В машине есть насос?
Шулич смеется.
Шулич: Я не знаю, как там в министерстве, но нас в полиции учили, что красть — это нехорошо.
Да!
Идиот, я должен смеяться этим глупым шуткам? Сейчас гораздо важнее другое, если уж говорить об обязанностях и об ответственности. Нам просто-напросто холодно, в конце концов. У нас на руках младенец, о котором нужно позаботиться. И бензин у нас — для наших нужд: если не для поездки, так сгодится на другое. У кого мы крадем? Я отошел от машины и встал напротив Шулича, то есть не так, чтобы напротив, агрессивно, а так — в целях обнаружения правильной позиции, чтобы слова подействовали так, как нужно, при этом не агрессивно, а как-то так, легко.
Я: Ну, немного пошутить, это ничего страшного. Но не слишком.
Шулич снова в смех.
Шулич: Да я молчу. Мне просто интересно, что будет.
Вокруг огня, полыхающего в середине, наложены ветки, которые сушатся. Мы их набрали втроем. К сожалению, картошки у нас не нашлось, хотя если бы здесь было какое-нибудь поле… хотя нет, сейчас не сезон. Жаль. Лучше, если я вовсе об этом промолчу, иначе Шулич… В этот момент я больше всего боюсь того, что сейчас появится Презель и нас застанет; только сейчас, когда что-то начало происходить, я наконец понял, какая же это ерунда, огонь на бензине из машины, я уже представил все аргументы, почему это не грех, но если он сейчас вернется, опять мои аргументы потеряют основу.
Видимо, я никогда не стану секретарем, с таким отношением. Я не создан для этого.
Да, зато как легко себе представить: в течение следующих пятнадцати минут с неба раздается шум двигателя, поляна неожиданно заливается светом, огромный военный вертолет раскачивается над какой-нибудь сосной, в проеме двери появляется министр в куртке из гортэкса и альпийских ботинках «Планика», за ним — оператор и осветитель, а также журналистка национального телевидения, и министр вмешивается в ситуацию — мы в замешательстве отбрасываем в кусты компрометирующий нас насос и, предательски вытирая руки об штанины брюк, бежим в сторону перемалывающего воздух пропеллера — в сторону спасения… Хрен с вами, господин министр, извините за выражение, вас же здесь нет. (Похоже, я набрался полицейских выражений, слишком тесная у нас компания здесь, у огня.) Если уж на то пошло, больше всего я боюсь упрекающего взгляда честного Презеля. Он-то был здесь, с нами. Он мог бы сказать: отсутствовал только полчаса, а вы тут… А вот и неправда! Уже час, полтора часа тебя нет! Где ты?
Да ладно, ведь Шулич тоже при этом помогал. Впрочем, это не мешает ему арестовать меня сразу после посадки вертолета, оправдывая свои действия тем, что сам он только притворялся, воруя государственный бензин для личных целей, что только по моему принуждению, что я его заставил, я всех заставил и вел себя неуравновешенно, и он не решился провоцировать меня своим отказом. А так он с самого начала после отъезда из Любляны проявлял интуитивное недоверие, что-то подозревал, и вот оно, так и случилось, в конце концов я привез их всех сюда, явно с целью запланированной кражи аккумулятора и бензина… Хотя нет, думаю, до такой степени он все-таки не дойдет, я ему доверяю.
Он не скрытный. Типичный албанец, ясно. Да, он все делает по-своему, но искренне. Наверняка старый фужинец, обитатель этого известного гетто в Любляне, заселенного лимитчиками из стран бывшей Югославии, по-своему даже симпатичный. Уже даже по тому, как он ко мне относится — совсем не скрывает, что я ему кажусь дураком.
Ситуация невеселая.
Какой-то саботажник оставил нас без машины! В темноте, в чаще, в лесу, где человека днем с огнем не сыщешь! Кто бы это мог быть? Все базируется на молчаливых предпосылках, молчаливых потому, что мы все стараемся избежать конфликта, оба полицейских все время думали, что этот саботажник — Агата, а я уверен, что это не она. И мы должны были бы все эти аргументы критически рассмотреть. Потому сейчас мне уже кажется, что саботаж устроили пресловутые саами, хотя это и не похоже на правду. Как могли Шаркези знать, что мы сюда приедем? Слишком много непредвиденных обстоятельств было на дороге, даже если вначале такой план у них и был. Нас никто не преследовал. Наоборот, именно словенцы вели себя так, что готовы наброситься на нас — на каждом шагу. Так что, значит, с нами играют словенцы? Какова вероятность? Эта мысль меня совсем не успокоила.
Ни в коем случае. Ведь тогда лучше вообще не спускаться в долину, потому как бог его знает, что может случиться. Это что, ужастик в стиле знаменитого альбома «Освобождение»[24]?
Замечаю, что больше и больше начинаю погружаться в детали, вокруг да около, отказываясь размышлять о конкретных решениях. О чем тут думать. Как будто хочу что-то скрыть. Хотя это просто не может быть правдой. Наверняка мы себя сами накрутили, и на самом деле все в порядке, просто какая-то странная ошибка, случайное повреждение. Может, в определенных критических ситуациях эта технически совершенная машина просто катапультирует аккумулятор в воздух: открывает капот, выбрасывает аккумулятор на расстояние 20 метров и потом закрывает капот, чтобы избежать взрыва. Значит, осталось только это — решить эту техническую проблему, отыскать этот аккумулятор и потом бежать вон из этой чащи домой, в мягкую постель, где везде родной домашний запах. Все будет хорошо!
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.
Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
Книгу составили лучшие переводы словенской «малой прозы» XX в., выполненные М. И. Рыжовой, — произведения выдающихся писателей Словении Ивана Цанкара, Прежихова Воранца, Мишко Кранеца, Франце Бевка и Юша Козака.
Книга представляет сто лет из истории словенской «малой» прозы от 1910 до 2009 года; одновременно — более полувека развития отечественной словенистической школы перевода. 18 словенских писателей и 16 российских переводчиков — зримо и талантливо явленная в текстах общность мировоззрений и художественных пристрастий.
«Ты ведь понимаешь?» — пятьдесят психологических зарисовок, в которых зафиксированы отдельные моменты жизни, зачастую судьбоносные для человека. Андрею Блатнику, мастеру прозаической миниатюры, для создания выразительного образа достаточно малейшего факта, движения, состояния. Цикл уже увидел свет на английском, хорватском и македонском языках. Настоящее издание отличают иллюстрации, будто вторгающиеся в повествование из неких других историй и еще больше подчеркивающие свойственный писателю уход от пространственно-временных условностей.
Словения. Вторая мировая война. До и после. Увидено и воссоздано сквозь призму судьбы Вероники Зарник, живущей поперек общепризнанных правил и канонов. Пять глав романа — это пять «версий» ее судьбы, принадлежащих разным людям. Мозаика? Хаос? Или — жесткий, вызывающе несентиментальный взгляд автора на историю, не имеющую срока давности? Жизнь и смерть героини романа становится частью жизни каждого из пятерых рассказчиков до конца их дней. Нечто похожее происходит и с читателями.