Легенды Потаповского переулка - [60]
Во мне, что называется, в чем душа держалась, и Аля взяла с меня слово, что приеду в Тарусу на поправку и мать привезу.
Я приехала в июне числа 12, а потом и мама. Гуляли, говорили без конца, вспоминали Б. Л. Я поклялась Але написать, что помню, но не сделала этого — было не до того. Я жила в ослепительной красноситцевой мансарде, утром меня ждал плотнейший завтрак: овсянка, треска, гренки — ребенка витали, и я действительно окрепла.
12.2.61 <открытка>
Милый Малыш, пока пишу два слова, т. к. не очень уверена в вашем адресе. Хочется знать, как вы и что, что нужно из необходимого, т. к. баловать вас раньше лета не смогу — все время сидела без дела и, соответственно, без денег. Есть ли у вас ларек? Что нужнее — продукты или деньги, или «оба нужнее»? Есть ли постельн. принадлежности? Что делаете? Как отдыхаете? (есть ли самодеятельность, кино, книги?) Главное — как здоровье? Обязательно напиши, если есть такая возможность. Как-то была у Митьки, он молодец — очень гостеприимен был, а Поля угощала по старой памяти грибным супом с картошкой и картошкой с грибным соусом. Живу в Тарусе совсем одна с кошкой, я работаю, она ловит мышей. Никого не вижу, только в каникулы приезжали знакомые, а так — тишина. Голова седеет, глаза болят — одним словом, «прощай, молодость!». Крепко обнимаю, целую, помню. Пиши.
Аля
16 августа I960 года арестовали маму. Стали вызывать свидетелей — меня, Митю, Алю. «Знали ли вы о преступной деятельности Ивинской?» Выяснилось, что все знали. Лепилось «дело» о контрабанде, и пытались от него как-то отчленить Б. Л., свалить получение гонораров за роман на нас. Аля часто к нам приходила в эти дни, когда в Потаповском «работали» оперативники — много плотных мужчин. Описывали книги (в том числе «Прозу Цветковой»), старые кофты, посуду. Каждое утро снимали печати, составляли «акт о снятии печати». Мы расписывались на протоколах, давали объяснения кофтам и книгам. В одно такое «рабочее утро», когда она была у нас, следователь Алексаночкин вдруг окликнул: «Ариадна Сергеевна! Не узнаете меня?» Оказывается, он вел дело по реабилитации ее отца в 1956 (?) году. Однако после допроса с Лубянки Аля вернулась сама не своя — Алексаночкин как бы сетовал на необходимость арестовать и меня, жаловался Але и просил его понять: «Что он может поделать?» Ожидаемое и произошло 6 сентября того же года.
В ноябре был суд, в январе — этап, а в феврале 1961 года мы отправили из Сибири, со станции Невельская свои первые письма, заполненные, видимо, просьбами, может быть и пустяшными. Письма адресовались брату, но отклик на них у друзей был самый горячий.
Я не помню, была ли Аля в Потаповском в то утро, когда я, покушав овсяной каши, отправилась к десяти часам на очередной допрос на Лубянку, а вернулась с него через два года. Конечно, не через семнадцать (или 18?) лет, как та же Аля в свое Болшево. Помню, я замешкалась на пороге, какое-то чувство удерживало, сказала вдруг Мите и Полине Егоровне: «Не поминайте лихом!» И была еще одна мысль: последовать ли Алиному совету, который так и звучал у меня в ушах, одна из ее десяти заповедей: «Идя на допрос, надевай побольше штанов и бери побольше денег». Нет, не буду. И как же я ее вспоминала через сутки, очутившись в нетопленой камере сырой Лубянки с рублем (!!!) в сумке. А приходили и предлагали купить еды в «сороковом» Гастрономе. Скоро, правда, пошли передачи и деньги.
24.2.61
Милый Малыш — сегодня первый раз тебя видела с того лета, правда, только во сне. Хотя бы написала словечко, я даже не знала, верный ли адрес. Сижу в Тарусе безвыездно и работаю без передышки, совсем одурела. Голова становится все хуже, наверно, к твоему возвращению стану вовсе старой дурой. Я тут совсем одна-одинешенька, единственная компания — соседская шавка, преподлая собака, и собственная киса Муська, которая, несмотря на миниатюрность, орет неимоверным голосом (очевидно, по случаю марта, к <отор>ый уже на носу) и ей вторят все коты округи. Как видишь, развлечений у меня немного. На днях должна быть в городе по поводу маминой книжки (пересоставленной Орловым ленинградским — он же пишет предисловие). Если успею — пошлю маленькую посылочку, если нет, отдам деньги Инке для той посылки, что будет посылать она. Летом буду готовить тебе к зиме теплые вещи, свяжу носки, рукавицы, свитерок. Хорошо, что эта зима уже идет к концу. Обнимаю вас, жду весточки.
Твоя Аля
3.3.61
Милый Малыш, я в Москве на 4 дня по делам маминой книжки (очередной. Орловский вариант в 6 печ. лист.) — изменен и ухудшен, ослаблен состав, перевес старых стихов над новыми, но — лиха беда начало, хоть бы так издать. Я устала, отупела, болит голова, болят глаза — все приходится делать чересчур скоро, значит — недостаточно хорошо и продуманно. Москва сейчас серенькая, мокрые тротуары, талый снег, все это вижу в окно, т. к. и носу высунуть некогда. Единственный человек, к<оторо>го видела, помимо редакторши, с которой сличала тексты и даты, — Инка, трогательная, трепетная — одна душа да очки: кринолинов больше не носит, а так, юбчонка да кофтенка на куриных косточках. Она похудела и постарела даже. Митька прислал твои письмишки почитать, т. ч. я теперь более или менее в курсе вашего житья-бытия. Посоветовались насчет того, что и как лучше послать, я посоветовала твоим ящики д/посылок купить заранее и поставить дома на шкаф, чтобы подсохли, а то ведь на одну тару уходит чуть ли не четверть всего веса. Решили послать сухого молока вместо сгущенки, т. к. опять же тару лишнюю посылать ни к чему, а его разводят теплой водой (сперва стирают с неб. кол. воды, а потом доливают до нужной консистенции — от сливок и до молока) — это и дешевле, т. ч. за те же деньги можно прислать больше. Какао, сало, сух. фрукты, масло пока холодно. Копч. колбасы сейчас нет в продаже. Хорошо, что я сама не послала посылки, т. к. сорвала бы Митькин график посылочный, т. ч. буду им давать деньги, а они уж будут посылать, что потребуется. Я послала с Инкой, верней, передала ей для тебя шарфик хорошенький, яркий, ты его сошьешь капорчиком и будешь носить весной. Да еще меду решили вам послать густого — это ведь целебная вещь (терпеть его не могу!!) и пойдет и с хлебцем, и с кашкой, чтобы ты у нас крепла, а мать не отощала. Деньжат этот раз смогла дать немножко, т. к. сейчас у меня туго, очень долго сидела без работы, а та, что сейчас делаю, еще не скоро превратится в звонкую монету. Главное, я убеждена, что все будет хорошо. Всегда за тяжелой полосой следует радостная, ибо жизнь есть животная полосатая, как зебра. Это очень хорошо. Малыш, что ты видишь (не только смотришь на, но и видишь) — небо, звезды, природу. Они всегда помогают в беде — еще иной раз лучше, чем люди; прикасаются к душе, не причиняя боли, утоляют горести бывшие и настоящие, анестезируют боль, ведь правда? Они — настоящие, и не изменяют, как люди. И даже — не изменяются.
Свою книгу «Годы с Борисом Пастернаком» Ольга Ивинская завершает словами: «Любимый мой! Вот я кончаю работу, завещанную тобой. Прости меня, что написала ТАК; я не могла и никогда не смогла бы написать на уровне, которого ты достоин… Большая часть прожитой сознательной жизни была посвящена тебе, как будет посвящен и ее остаток…»В этой книге впервые объединены мемуары О. Ивинской (в сокращенном виде) и ее дочери И. Емельяновой о Борисе Пастернаке. В книгу также вошли воспоминания Ирины Емельяновой об Ариадне Эфрон, о Варламе Шаламове.
«Во втором послевоенном времени я познакомился с молодой женщиной◦– Ольгой Всеволодовной Ивинской… Она и есть Лара из моего произведения, которое я именно в то время начал писать… Она◦– олицетворение жизнерадостности и самопожертвования. По ней незаметно, что она в жизни перенесла… Она посвящена в мою духовную жизнь и во все мои писательские дела…»Из переписки Б. Пастернака, 1958««Облагораживающая беззаботность, женская опрометчивость, легкость»,»◦– так писал Пастернак о своей любимой героине романа «Доктор Живаго».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга воссоздает образ великого патриота России, выдающегося полководца, политика и общественного деятеля Михаила Дмитриевича Скобелева. На основе многолетнего изучения документов, исторической литературы автор выстраивает свою оригинальную концепцию личности легендарного «белого генерала».Научно достоверная по информации и в то же время лишенная «ученой» сухости изложения, книга В.Масальского станет прекрасным подарком всем, кто хочет знать историю своего Отечества.
В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.
Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».
Уильям Берроуз — каким он был и каким себя видел. Король и классик англоязычной альтернативной прозы — о себе, своем творчестве и своей жизни. Что вдохновляло его? Секс, политика, вечная «тень смерти», нависшая над каждым из нас? Или… что-то еще? Какие «мифы о Берроузе» правдивы, какие есть выдумка журналистов, а какие создатель сюрреалистической мифологии XX века сложил о себе сам? И… зачем? Перед вами — книга, в которой на эти и многие другие вопросы отвечает сам Уильям Берроуз — человек, который был способен рассказать о себе много большее, чем его кто-нибудь смел спросить.