Легенды Потаповского переулка - [59]

Я устала ужасно, все время совмещая труд умственный с физическим. Последний, кстати, удается мне куда лучше. Ада сейчас в Москве, так что «ворочаю» одна. По пятам ходит кошка, которой вот-вот котиться, и она никак не может решить где, на моей постели или на Адиной.

В Москве я буду в 23–25 числах мая, привезу твою книжку, буду тебе звонить.

Целую вас всех крепко. Боренька начнет поправляться, как только потеплеет. Эти соли почему-то особенно болезненно реагируют на весенние холода. Поцелуй его от меня письменно пока что. До доброго свидания!

Твоя Аля

* * *

17 апреля, в Светлое Воскресенье, Б. Л. последний раз был в Москве и последний раз — у нас в Потаповском. В конце апреля в одно из своих посещений нашего деревенского дома он принес маме рукопись неоконченной пьесы «Слепая красавица». Выглядел уже плохо, серый, и — «Пусть все ценное будет у тебя». Маму охватили страшные предчувствия. Сначала опасались инфаркта. Врачи же находили лишь невралгию. Везти в город было нельзя, рентгена не делали, и оставалась мучительная неизвестность. Вот и родилась мысль — вызвать Алю, чтобы она, «наш человек», прошла на дачу, узнала все и поговорила о возможном посещении мамы. По-моему, в двадцатых числах мая я послала Але телеграмму в Тарусу. Она сейчас же приехала.

* * *

5 июня 1960

Дорогие Ольга и Аришка, приезжайте-ка к нам погостить дня на 3–4, чтоб отдохнуть, отвлечься, подышать чистым воздухом, переменить хоть ненадолго обстановку, побывать без людей. Здесь сейчас уже очень хорошо — начинают зацветать луга, в лесу полным-полно ландышей, и как-то необычайно тихо и просторно кругом. Ничто так не помогает и не исцеляет, как природа. Посмотрите, наконец, наш домик и наши владенья, погуляете по новым местам, увидите места, где мама моя провела детство и отрочество, и Оку, и леса, и луга. Я эти несколько дней еще свободна, а потом опять начнет крутиться колесо. Дорогие мои, приезжайте, не медлите, потом не соберетесь, что-нибудь помешает. Поездка вас не разочарует, а немного отдыха вне суеты вам необходимо. Оленька, как получишь письмо, сразу дай телеграмму с ответом, он мне необходим, чтобы так или иначе «спланировать» свое время. Я думаю, что сейчас вы обе сумеете выкроить эти несколько дней на отдых, и мне очень, очень хочется, чтобы вы это сделали. Я думаю, Оля, что, передав рукопись на прочтение, ты будешь располагать свободным временем, а хворая Аришка, конечно, сможет получить бюллетень по состоянию здоровья.

Кроме всех прочих соображений мне хочется чтобы ты, Оля, приехала, чтобы в покое и тишине, без советов и советчиков, спокойно подумать о разных своих делах. Я очень опасаюсь твоей опрометчивости, теперь тебе с особой серьезностью надо относиться к деловой стороне жизни и к окружающим тебя людям, и к их советам… И еще: мне хочется услышать о Бориных похоронах именно от вас и именно здесь — в этой дивной природе, дивной, несказанной, сказанной только им. Люди говорят, что похороны были изумительные.

Вы обе умницы, вы обе поразительно хорошо, с таким достоинством держались все эти невыразимо трудные дни. Глубоко уважаю вас за вашу выдержку, за ваше достоинство во имя Бори.

Приезжайте же! Вас ждет чудесная комнатка с видом на Окские дали, красота, покой. Отдохнете, отоспитесь, подумаете кое о чем, и — будем жить дальше!

Привезите с собой белого хлеба и масла, которое я, конечно, забыла купить впопыхах. Тут есть и творог, и сметана, и яйца, и редиска поспевает, и салат — поживем по-деревенски.

Итак, Оля, жду твоей телеграммы, надеюсь, что она будет о приезде. Не мешкайте. Я еще раз поняла, что жизнь не ждет, и ничего нельзя откладывать. Приехала ли Вера? Если да, то с ней я повидаюсь попозже, только не сейчас. Сейчас мне никого не хочется видеть, а ее особенно, после всего этого ее ажиотажа и всех этих опротивевших звонков. Встреча с ней — это как раз то, что сама жизнь велит откладывать, а вот со мной — нет. Как видите, в отношении «благородства и деликатности» я приближаюсь к известному вам эталону.

Крепко, крепко целую вас, мои дорогие. Мы все — Ада, я. Ока, Таруса, леса, луга, просторы, ландыши, близи и дали, ждем вас. Отложите дела и приезжайте.

Жду телеграммы!

Ваша Аля

* * *

«Передав рукопись на прочтение…» — что имела в виду Аля? Она ведь еще не знала, что 3 июня 1960 года, когда мы вернулись после похорон в Москву из Переделкина, дома нас ждала «засада», и работниками КГБ рукопись пьесы «Слепая красавица» была у нас изъята. Может быть, до нее дошли об этом какие-то слухи? Едва ли так быстро. Скорее всего, после смерти Б. Л. Аля вела с мамой разговоры о передаче архива в ЦГАЛИ по своей доброй воле, с чем мама соглашалась.

Вера — Вера Александровна Трейл (Гучкова), Алина подруга детства по Франции, жившая в Лондоне и приезжавшая в СССР несколько раз туристкой.

* * *

31 мая 1960 года Аля утром пришла в Потаповский. Я уже знала о смерти Б. Л. — часов в 7 из Переделкина позвонил В. Бугаевский. Мама, Митя, медсестра Марина, наша «связная», ночевали на даче. Когда пришла Аля, я все еще была в одной рубашке и бегала по квартире. Аля велела мне остановиться и одеться. Потом пошли искать такси, чтобы ехать в Переделкино. В дверях столкнулись с мамой и остальными, уже все знающими. Пили кофе. Мама все время тихо плакала. Аля говорила, обращаясь к медсестре, девочке лет 16: «Вам повезло. Вы присутствовали при последних днях великого поэта». Она достала с полки книгу и прочла «Баллады». Все три дня похорон была с нами, «взяла на себя» мать. Но на похороны Аля не осталась.