Легенда, утопия, быль в ранней американской истории - [54]

В «Журнале» Уинтропа отмечен ряд фактов, относившихся к концу 1633 г., которые можно рассматривать как симптомы этого недовольства.

Обратимся к записи от 5 декабря: «Господь дал Коттону возможность после долгих раздумий установить с помощью Священного писания, что содержание священника, так же как другие нужды церкви, должны оплачиваться из общих сумм или казны, которая должна пополняться из еженедельных поступлений; с этим согласились» (У., I, 116). «С этим согласились». Но все ли? Кого-то ведь убеждал Коттон? С этим согласились, но не соглашались с другим. Так, пастор сейлемской церкви Скелтон и вернувшийся летом в Сейлем Роджер Уильямс возражали против намечавшегося по какому-то делу созыва в Бостоне совещания священников. Они усмотрели в замысле бостонцев покушение на независимость церквей и попытку синодального управления ими.

Продолжалась борьба вокруг вопроса о прерогативах губернатора и полномочиях магистрата. Ньютаун, где обосновался Дадли, отказывался, как когда-то Уотертаун, посылать людей или вносить деньги для сооружения укреплений, возводившихся вокруг Бостона (У., I, 113–114). На совещании, где обсуждался размер содержания священников, недавно приехавший ассистент Коддингтон обвинил Уинтропа в том, что тот присвоил себе право распределять земельные участки и «лишил остальных свободы» (У., I, 114). Коддингтон мог стать союзником Дадли по каким-то личным мотивам. Его, как и некоторых других состоятельных людей, могла не устраивать политика магистрата и губернатора, сдерживавшая спекуляцию и неограниченный захват земель. Может быть, он имел в виду конкретную меру — постановление от 3 марта 1633 г., согласно которому отдельным лицам запрещалось без разрешения магистрата покупать землю у индейцев. Коддингтон был одним из главных купцов колонии, и его, наверное, коснулись ограничения в области торговли. Так или иначе оппозиция Уинтропу внутри магистрата усиливалась.

Упомянутое выше постановление от 3 марта затрагивало отношения колонистов с индейцами. Заселяя Массачусетс, европейцы занимали землю аборигенов. Однако руководители пуритан, заняв земли, необходимые для ближайших нужд, побаиваясь индейцев, а также испытывая многочисленные трудности начального периода колонизации, старались не провоцировать осложнений с соседними племенами. Если кто-либо претендовал на участок, который находился заведомо в пределах территории, которую индейцы считали непосредственно им принадлежавшей, магистрат стремился, чтобы осуществлялась «законная» сделка и участок был «куплен» (как и в других колониях, когда использовался такой прием) за какую-нибудь мелочь. Колонистам помогало то обстоятельство, что племена в районе Массачусетской бухты к приезду пуритан буквально обезлюдели от болезней, завезенных туда ранее европейцами, особенно от оспы. Наиболее сильные и воинственные индейские племена — могавки, пекоты, наррагансеты — обитали в еще не освоенной части колонии. Местные индейцы отступали. Их права на землю, как и права на нее других индейцев, взялся защитить Роджер Уильямс.

Перед отъездом в Америку будущие колонисты Нового Плимута и Массачусетса одной из главных целей своей «миссии в дебри» объявляли обращение в христианство «дикарей». Однако ни в той, ни в другой колонии этим делом практически никто не занимался. Важнее было занять землю индейцев, обосноваться на ней и избежать возможных столкновений. Роджер Уильямс всю свою жизнь убеждал, спорил, пропагандировал «слово бога», искал «истину» и жаждал донести ее до людей. Он не мог пройти мимо тех, кто «блуждал в потемках». Христианин, он верил в благо обращения, в спасение «невинных душ» индейцев. Но Уильямс не был фанатиком. Отправной точкой его миссионерской деятельности являлись сами индейцы, к которым он питал человеческую симпатию, нравы и права которых уважал. Он действовал во имя бога, но для индейцев. Поэтому священник стремился понять их и помочь им, найти в них настоящих «братьев», а не силой победить их души. Уильямс призывал не к милосердию «Христа ради» — в том виде, как это делают, прося милостыню. Он требовал, чтобы колонисты считались с правами и нравами индейцев, прежде всего с жизненно важным для них правом на землю, где они родились и которая их кормила.

В специальном «Трактате», представленном магистрату Нового Плимута, Уильямс оспаривал законность владения землей в колониях, основанного на чьем бы то ни было пожаловании, дарении и т. д., если на это нет согласия местных жителей — индейцев: «И королевский патент не может дать такого права, как ничто другое, кроме договоренности с туземцами» (У., I, 116).

«Трактат» сыграл немалую роль в тех расхождениях пилигримов с Уильямсом, которые заставили его покинуть Новый Плимут и вернуться в Массачусетс. Здесь он не остался безмолвным. Скоро до Уинтропа дошли слухи о существовании недопустимого «Трактата».

Прослышав о нем, Уинтроп срочно затребовал рукопись и вызвал к себе Дадли для совещания. Оба они были шокированы не только тем, что писал Уильямс, но и дерзостью, с которой он отрицал королевские прерогативы на пожалование земель в Америке. Уильямс осмеливался называть Якова I и Карла I узурпаторами, богохульниками и лгунами. Это явно противоречило избранной пуританами дипломатии в отношении королевской власти, которую они признавали во всех областях, кроме религиозной.