Легенда, утопия, быль в ранней американской истории - [20]

Первыми критиками Смита были некоторые его спутники. Он отвечал им изданием собственных сочинений, в которые включал мемуары своих горячих приверженцев. Именно этими сочинениями положено начало иконографическому изображению его персоны. Смит писал, например: «Я знаю, что меня будут осуждать за то, что я пишу так много о себе самом, но меня это не волнует… Пусть бы мои критики поменялись со мной местами, хотя бы только на два года, или сделали бы столько, сколько я, тогда бы они, вероятно, были более снисходительны к моим недостаткам».^{29}

В год смерти Смита Дэвид Ллойд издал разоблачительный памфлет «Легенда о капитане Джоне Смите» (1631), многократно переиздававшийся вплоть до второй половины XVIII в. К тому времени, однако, Смита уже стали называть «знаменитым английским открывателем», «самым прославленным Смитом Англии», чья жизнь «подобна жизни самых знаменитых героев древности».^{30}

В конце XVIII — начале XIX в. развитие исторической науки, растущая приверженность исследователей к документальной достоверности увеличили число тех, кто сомневался в истинности фактов, приведенных Смитом. Вместе с тем установление в этот период независимости Соединенных Штатов стимулировало поиски героев американской истории. К их числу отнесли Джона Смита. В течение XIX и XX вв. его критики и защитники сходились на том, что географических и картографических трудов путешественника достаточно, чтобы он занял выдающееся место в истории Англии, а тем более в истории Нового Света, — независимо от отношения к его рассказам о самом себе. Но и к этим рассказам не следует относиться пренебрежительно: «житие Смита», написанное им самим, — главный источник не только сведений о нем, но и один из главных источников по истории первых лет английской колонизации Америки.

«…Они долго совещались. Приняв решение, они принесли два больших камня и положили их перед Паухэтаном. После этого все, кто только сумел дотянуться, схватили его и поволокли к камню, на который положили головой, а сами приготовились размозжить ее дубинками. В последний момент, когда уже, казалось, ничто не могло спасти его, Покахонтас, любимая дочь короля, бросилась к пленнику, схватила его голову руками и накрыла своим телом, чтобы защитить от смерти…» (С., II, 400).

Выше приведено самое романтическое и самое спорное место «Общей истории». Вымысел ли это? Весьма вероятно. Но разве неизвестны другие случаи подобного спасения? Разве главные действующие лица описываемого эпизода не реальные лица: имя Джона Смита еще при его жизни было знакомо значительному числу англичан; «король» Паухэтан — могущественный вождь индейцев-алгонкинов, возглавлявший конфедерацию племен, коронованный Яковом I в качестве вассального государя[34]; Покахонтас — его дочь, вышедшая замуж за англичанина и побывавшая при дворе королевы Англии. И все же, не имеющий неоспоримого подтверждения цитируемый отрывок представляется частью красочной легенды.

Итак, мы приступаем к изложению легенды — легенды, без которой не может обойтись история США, чтобы не быть незаконно и несправедливо обедненной. Легенды, но не голого вымысла. И, как всякая легенда, в основе которой лежит историческая реальность, легенда о Джоне Смите — необходимый источник для восстановления черт жизни первых английских поселенцев в Америке.

На одном из ранних портретов Джона Смита можно прочесть надпись: «Медь снаружи[35] — золото внутри». Это несомненный отголосок давних споров. В частности о том, следует ли считать Джона Смита джентльменом. В официальных документах Виргинской компании, на службе у которой он состоял, его относили к таковым. Но он не был благородного происхождения и не занимал высоких постов, которые могли бы заменить родовитость. Поэтому при его жизни и в первые полвека после его смерти английские аристократы не признавали его джентльменом, произносили его имя с пренебрежением. Таким образом, кроме прочего, они мстили ему за его нелестные отзывы о поведении джентльменов, с которыми он основал Виргинию. Англиканский богослов Генри Вартон, написавший «Жизнь Джона Смита»^{31} в 1685 г., когда Англия переживала период католической и абсолютистской реакции, всячески противопоставлял простое происхождение Смита, его народный здравый смысл, работоспособность и предприимчивость тщеславию и тунеядству «благородных» колонистов. Через 200 лет американский историк Дж. А. Дойл, удовлетворяя, вероятно, снобистские претензии американского обывателя, утверждал, что Смит — «сын линкольнширского джентльмена».^{32} Так находили выход, с одной стороны, желание принизить составителя «Общей истории», а с другой — возвысить его. Позже более внимательное отношение к документам позволило подойти достаточно близко к истине.

Джон Смит родился в 1580 г.[36] во владении лорда Уиллоби в Линкольншире. По свидетельству самого Джона, его отец происходил из семьи Смитов — старожилов местечка Крадли (Ланкашир), а мать — из семьи Рикандс в селении Хэк (Йоркшир). Больше о своем происхождении Джон ничего не сообщает. Будь он урожденным джентльменом, он не преминул бы упомянуть об этом. Принято считать, что семья его — крестьянская, немалого достатка.