Легенда об учителе - [13]

— Кто сказал? — не поверила я. В конце концов, это была моя фантазия. Кому пришло в голову проверять ее?

— Аня Сорокина. Она все о нем знает. Влюблена с шестого класса.

— Не представляю, как можно влюбиться в Синюю бороду, хоть и с одной женой. Видишь, замучил он ее! Разошлись!

— Он к дочке в гости ходит. Хорошенькая, трехлетняя!

— И об этом Аня знает?

— Я же говорю: она все знает! Я бы тоже в такого влюбилась. Но он был тогда без бороды. Моложе. Отрастил, когда жена от него ушла…

Мы первый раз говорили со Светой о любви. До сих пор в моей жизни ничего еще не было. Не считать же детского катания с Тоськой на коньках! Но он так быстро переключился на Женю Барановскую, что все маленькие ростки зачахли в моем сердце. Лилькины же влюбленности меня только смешили. Вот и сейчас она не сводит глаз с Кирилла Сазанова. Но у Ани, наверное, что-то другое. Не в мальчишку же она влюбилась! Только зачем она выслеживает его?

— А ты еще ни в кого…

— Фу, чушь какая! — не дав мне договорить, замахала руками Света, а сама покраснела, и на глазах ее выступили слезы.

Что-то странное. Неужели скрывает? Кто же это может быть?

Но долго думать над этим не пришлось, потому что дальше все пошло, как в плохом сне. На первой же контрольной по математике мы со Светой схватили «неуды». Списать было, конечно, немыслимо под таким взглядом! Света что-то пыталась решать, а я просто подала чистый листок. Андрей Михайлович задумчиво повертел его в руках и отложил в сторону.

— По крайней мере, честно, — пробормотал он, но его услышал только Жорка на первой парте.

— Неужели ничего не могла сделать? — с недоумением спрашивал он меня. — Может, из гордости? С тебя станет!

Было бы чем гордиться… Андрей Михайлович, прочитав результаты контрольной перед классом, объявил:

— Работать придется всем много, ну а этим (он назвал несколько фамилий, в том числе мою и Светину) предлагается месячный срок для исправления. Если положение не изменится, переведем на класс ниже. С такими пробелами в знаниях сидеть в восьмом — зря терять время!

Странное у меня было ощущение. Будто бы не обо мне шла речь. Я сидела, откинувшись на спинку парты, и глупо улыбалась. Ира в отчаянии твердила:

— Ну как ты могла? Кого же теперь в учком?

— Кого в учком, не знаю, а вот кто в дураках остался — понятно! — ткнул в меня пальцем долговязый Генька Башмаков и захихикал.

Выборы в учком прошли без меня. Председателем стала худенькая, раздражительная Аня Сорокина, та самая, что всё знала о личной жизни Андрея Михайловича и чуть ли не была причастна к ней: поговаривали, что она писала ему письма, на которые он не отвечал. Все это отталкивало меня от Ани, и я была даже рада, что не вошла вместе с ней в учком. Из наших выбрали Гришу. Впрочем, о чем я думаю? Какой здесь учком! Жить в этой школе мне осталось один месяц. Господи, что же будет со мной дальше?

Ложась спать, я посчитала по пальцам, когда окончится испытательный срок. Вышло, к 15-ой годовщине Октября. Хороший же подарок получит от меня самый дорогой, любимый мой праздник-ровесник! Вот когда я, наконец, заплакала. Неудержимо, плотно накрывшись подушкой, чтобы не услышала Нинка.

И вспомнилось, как ходили на демонстрацию в Кунцево всем боевым звеном. Мы выпускали галстуки поверх пальто, и нас распирало от гордости и счастья! А год назад с комсомольскими билетами в нагрудных карманах крепко печатали мы шаг на старом Можайском шоссе, о котором так хорошо писал мой Поэт:

Все открыто и промыто,

Камни в звездах и росе;

Извиваясь, в тучи влито

Дыбом вставшее шоссе.

Мы шли по мокрому булыжнику, блестевшему в вечернем свете, верили в будущее, жаждали подвига, большого дела… Куда же все пропало? Не только Родька оставил во мне след. Были же и другие! Их больше!

«Распустить себя легко, а вот собраться снова — потруднее!» — эти слова говорила нам в Немчиновке вожатая Юля.

Я перестала плакать. Тяжелый комок в груди сам по себе растаял. Я зажгла свет и накрыла лампочку жестянкой из-под столярного клея. В ящике под столом отыскала старые учебники математики. Шестой, седьмой класс. Многовато, конечно. Но надо, надо! Две недели на шестой, нет, хватит и одной! И три на седьмой… Я суетилась, шелестела страницами, пока в перегородку не постучала мама.

— Ты что, с ума сошла?

— Нет, нет, как раз наоборот! — радостно шепнула я и щелкнула выключателем.

В темноте раздалось мирное тиканье старых часов. Неужели маме удалось их наладить?..

Я — ЧЕЛОВЕК

Никогда за всю свою пятнадцатилетнюю жизнь я не жила так напряженно. С точки зрения многих, я делала одну глупость за другой.

Был в нашем классе смешной коренастый мальчишка в больших круглых очках, Игорь Баринов. Он даже на переменах не оставлял занятий. Что-то писал, чертил, заглядывал в толстую книгу-справочник, которую постоянно носил в портфеле вместе с учебниками.

— Это наш профессор! — с гордостью говорила Ира.

«Профессор» все знал. Когда никто в классе, даже Жорка, которого я считала гигантом математической мысли, не мог ответить на сложный вопрос, Андрей Михайлович легким движением брови поднимал Игоря с места. Тот отвечал медленно, будто думая над каждым словом, но всегда верно. Андрей Михайлович уважительно наклонял голову, а класс облегченно вздыхал. «Профессору» никто не завидовал. Считали недосягаемым.