Легенда об учителе - [12]

— Учительница математики Анна Константиновна серьезно больна. На скорое возвращение рассчитывать не приходится. Пока не найдут нового преподавателя, замещать буду я.

Он снова улыбнулся, но класс молчал. Даже «старенькие» не подняли новость на «ура». А что делать мне? Анна Константиновна своей снисходительностью напоминала дядю Костю. У нее я вполне могла получать «уды». Сейчас эта надежда рухнула. И наверное, не только у меня, раз никто не выразил восторга.

— Но я заранее прошу прощения: физику преподаю пять лет, а математика — увы! — первая проба! Надеюсь, вы будете мне подсказывать? — Он оглядел класс смеющимися глазами: берет или не берет его шутка?

Конечно, все оживились, засмеялись, стали переговариваться: вот хитрый какой! Так мы и поверили! Но как бы там ни было, разрядка наступила, многие стали доставать учебники.

— Алгебра или геометрия? — деловито спросила Аня Сорокина.

Он был доволен произведенным впечатлением и только, наткнувшись взглядом на мою хмурую физиономию, слегка поднял бровь. Но ничего не сказал. Отпустил всех домой, чтобы (тут он опять хитро улыбнулся) и нам и ему серьезно подготовиться к завтрашнему дню.

К Ире мы все-таки зашли, но совсем с другим настроением. Одна плохая отметка среди многих хороших не привлекла бы особого внимания, но если их будет три, включая математику, а это так и будет, я не сомневалась, то какой из меня председатель учкома? Даже самой маленькой работы мне не доверят, в стенгазету не возьмут. «А как, — спросят, — ты сама учишься?» Вот так-то! Протекали часики. Маятник замер.

— Напускаешь ты на себя, Натка! Не верю я, что ты с математикой не можешь справиться. Ты же хорошо отвечаешь по другим предметам, логически, с выводами! А то, что математику взялся вести Андрей Михайлович, нам всем на пользу. Знать лучше будем! — горячо убеждает Ира. У нее другой взгляд на вещи, пожалуй, идеальный: прочный сплав учебы и общественной работы.

Но последний год семилетки под руководством Родьки… Правильно сказал Поэт: мы оцениваем ушедших людей по тому, что они в нас оставили. Плохое наследство досталось мне от Родьки. А я-то думала, что победила его, сумела противостоять…

Жорка тоже рад перемене. Я видела, как они с Гришей обменялись рукопожатием. Но Жорка сам хочет стать математиком, решает задачи для собственного удовольствия, если они даже не заданы. Прочно, одинаково хорошо идут все предметы у Иры. И никто не может понять, что я совершенно не знаю программы седьмого класса, а шестого начисто забыла. Все смеются, как веселой шутке, когда я говорю об этом.

— Ну, ладно, ладно! Сменим тему. Вот увидишь, все обойдется! — утешает меня Света, у которой дела немногим лучше, но у нее неиссякаемая вера в счастливый случай.

Не может человек зря пропасть. В трудный момент кто-нибудь выручит. Физические и химические формулы были написаны у Светы чернилами на левой руке до самого локтя. На правой красовались математические равенства.

— Это помогает психологически, подстраховывает, как канатоходца в цирке. Совсем не обязательно смотреть! — всерьез уверяла Света и предлагала свои услуги.

Бедная Светка! На следующий день, когда она решала у доски уравнение, широкий манжет кофточки пополз вверх, обнажив лиловые иероглифы.

— Что это? Татуировка? — неподдельно удивился Андрей Михайлович, но, поняв, в чем дело, быстро прикрыл рот рукой.

Он прилагал все усилия, чтобы не рассмеяться. Густая борода его мелко тряслась. А какое веселье поднялось в классе! Я думала, что урока больше не будет. Сорван начисто. Света стояла у всех на виду красная, с глазами, полными слез. Хоть бы шла на место. Но она не двигалась. И тут меня что-то подтолкнуло изнутри, как год назад с Родькой.

— Ну что нашли смешного? Дураки! — закричала я, вскакивая, как отпущенная пружина.

И смех пошел на нет. Все тише, тише… Но не потому, что я закричала. Смех стихал, потому что перестал смеяться Андрей Михайлович.

Он стоял на своем обычном месте у стола и медленно переводил взгляд с одной парты на другую. Будто и не смеялся никогда, и борода его не тряслась.

— Садись, — тихо сказал он Свете и так же, как у меня на физике, быстро стер с доски написанную несуразицу.

Психологической поддержки не получилось. Канатоходец сорвался. До конца урока мы с ней что-то бессмысленно чертили в своих тетрадях.

После звонка Андрей Михайлович подошел к нашей парте.

— Извини меня, пожалуйста, — обратился он к Свете, — но это ты все-таки смой! — Он указал глазами на ее руки.

А мне ничего не сказал, только посмотрел так, что у меня сердце екнуло: нет, это мне даром не пройдет!..

— Нехорошо получилось. И зачем ты «дураков» пустила? — говорила на перемене Аня Сорокина, Ирина соседка по парте.

— Ничего, он все понял. Не такой человек! — успокоила Ира, но на Свету не могла смотреть без смеха. Обняв ее за плечи, прижала к себе, и Света затихла в ее маленьких, добрых руках.

«Понял он или не понял?» — гадала я. Не хотела же я его дураком назвать. К ребятам относилось… А как сверкнул он глазами! Ну не Синяя ли борода! Плохо приходится его семерым женам!

— А знаешь, Натка, — сказала мне Света, когда я поделилась с нею своими мыслями, — у него только одна жена, и с той разошелся!